.jpg)
.png){kind=icon}
.png){kind=small}
Курганская бабушка из Куйбышевского села Русское
Я родилась в крестьянской семье, 12 января 1914 года, в селе Русское, Куйбышевского района. Там и крестилась, и всю жизнь прожила. Родители мои тоже из Русского. Папу звали Никандр, а маму – Орлина. У меня было четверо братьев и три сестры, правда, одна, самая младшая, в малолетстве умерла. Село Русское тогда было очень маленьким. В нем жили Петровы, Васильевы, Ивановы и Андреевы - в четыре фамилии и все приходились друг дружке родней.
Всю войну - туда и обратно
Лучше всего я помню войну. Как возили нас туда-сюда. Началась война, мы стали эвакуироваться. Куда бежать, где наши, где немцы – кто знает? Поехали от фронта в Петрополье. Там уже немцы. Из Петрополья назад пешком пошли на Берестово, а там - тоже уже фронт.
Нашли какую-то подводу, сели на нее и вместе с другими беженцами поехали на Успенскую. Там нас бомбить начали. Пересидели. Тронулись дальше, а кони-то не везут. Голодные совсем, обессиленные. Мужики наши, деревенские, чуть не на себе волоком их тащили. Поднялась метель, ничего не видно стало в степи. Нашли какой-то сарай, в нем и переночевали. У кого что было, все съели.
На другой день приехали в Кутейниково, это уже на Украине. Остановились всем скопом в клубе, а там тепло так, помню, было, натоплено. Одну ночь переночевали. А утром нас на Осыково, это семь километров от Кутейниково, отправили. До ночи еле добрались.
Правда, и там люди добрые оказались, сгрузили нас в клуб и принесли поесть. А утром по хатам стали распределять. Нас взял к себе один хозяин. Сказал: «Вот в моей семье четверо, я только трех могу взять, а больше мне некуда, хата маленькая». Там у всех такие хатки были.
Приняли нас в этой семье очень хорошо. Пока хозяева на работе были, я им и есть варила, и хлеб пекла, и по дому управлялась. Так вместе и жили какое-то время. Еще и повезло нам тогда. Немцы гнали на Кутейниково стадо овец и оставили нашему хозяину пять штук. Даже разрешили их резать. Хозяин хаты мне и говорит: «Четыре поставим в сарай, а одну сейчас же зарежем. А то вдруг придут и обратно отберут».
Мы эту овцу зарезали, и сварили, сразу всю и съели. А потом и остальных потихоньку съели. Весной в оккупации помогали сажать хозяевам огороды, даже себе немного картошки и кукурузы посадили у них.
В июле сорок второго кто-то сказал, что нам можно домой вернуться. Мы собрали свои пожитки, их на тачку положили и пошли обратно в Русское. Думали, вернемся домой, а там все, как в Осыково, целехонько. У наших хат крыши были камнем крыты, и мы думали, что немец им ничего не сделает.
Пришли, а у нашего дома крыши нет. И балки все выдернуты, неизвестно куда девались. Давай по всей деревне искать, кто чего мог найти. Нашли подходящие. Коровами их притащили, приладились, на место пристроили.
Только устроились, тут осенью опять немцы. И давай нас гнать. Решили, что к немцам больше не пойдем, пойдем к нашим. А куда идти? Решили бежать на Машлыкино. Поехали, еле через Миус перебрались. У нас возле Русского гора есть высокая, из нее всегда камень брали. Мы стали возле берега, прячемся от обстрела. Тут я говорю: «Сейчас немец выйдет на эту гору и нас увидит, мы ж прямо как на ладони».
Мужики отвечают: «Правда, давайте бежать отсюда». А под горой хатка была набольшая, в ней дед Артем жил. Решили хоть у этого деда пока от обстрела спрятаться. Приехали к нему, а у него из Русского уже полна хата людей, не протолкнешься.
Решили ехать на хутор Кукушкин. Поехали, а навстречу – обоз с немцами. Хорошо, что мы деревенских мужиков обрядили в платки и наши женские пальто, никто их не узнал и не тронул. Обоз остановился, я испугалась, соскочила, к немцам подбежала: «Пан, что нужно?» А он спрашивает: «Где Иваново-Ясиновка?» А я и не знала тогда, что Иваново-Ясиновка - это наше Машлыкино так по картам называлось. Показала наугад, а оказалось, правильно. Немцы за это нашу подводу не тронули, дали проехать.
В Кукушкине нас сначала на постой не пустили. А потом одна хозяйка сжалилась над нами и взяла к себе. Пустила только женщин, а мужчин послала ночевать в шахту, где местные уголь рубили. Коней мужики бросили, спать легли.
К рассвету слышу: «Ура!» Я во двор вылетела, а там - наши! Кричу: «Наши, наши пришли!» А это были сибиряки. Дородные, полные ребята, в валенках, в полушубках. Стали расспрашивать нас, где находится Голубиная Скеля. А это как раз там, где мы жили, напротив Берестова, через Миус. Нашим солдатам там наступать было приказано.
Пошли они на другую ночь в наступление. Сказали: «Если вернемся живыми, придем к вам, а если не вернемся, то, значит, не увидите нас больше». Ждем мы их, ждем, а их – нету. Уже потом узнали, что в Берестово были предатели из наших людей, которые немцам помогали, все им сообщали. Перебили тогда немцы всех сибиряков. Весь берег Миуса в том месте был убитыми завален.
После мы переехали в Ново-Спасовку, там у нас родня была, тоже хорошо нас приняли. Весной сорок третьего работать стали. Поле стали пахать, кукурузу сеяли. А через несколько времени опять пошел разговор, что будет сильное наступление, и надо бежать хоть куда-нибудь. Мы в Крюково пошли. Потом на хутор Балабин. Там я и жила с матерью, дочкой и невесткой.
Когда осенью прошел фронт, мы вернулись домой. А там – притулиться негде, хаты нашей нету. Остался только подвал, он у нас большой был. А в подвале – наши соседи поселились, у них тоже дом разбомбили. Мы в подвале три кровати собрали, печурку сложили, стали там ночевать.
А потом на нас всех напала малярия. Трусило всех страшно. Невестку перетрепало, она встала вскорости и пошла, а я встать не могла, руками глаза закрывала, так сильно голова болела, и на свет мочи не было смотреть. Невестка мне и говорит: «Настя, я уже два дня с азовки листья чаем завариваю и пью, мне полегчало. Пей и ты, может, и тебя поднимет». Так я и стала пить эти листья, чтоб выздороветь, надо же было до зимы хоть какую-то землянку успеть сложить.
Встала на ноги, начали мы с мамкой и невесткой кое-как из камня кухню складывать. Мочи у всех троих нету, а все же, где из камня, где из кирпича, а сложили стены. Сволока нашли от старой хаты. Один притащили сами, а другой даже поднять втроем не смогли. Хорошо, дядька у нас ходил по селу, пособлял женщинам. Он еще одного мужика позвал, и вместе мы этот сволок еле на стены втащили. Как раз в том месте положили, где печка снизу быть должна.
Потом чердак набросали. Помазали все глиной. Еще тепло было, стало все сохнуть. А надо быстрее верх ставить, чтоб осенними дождями не размыло. Опять по селу пошли, нашли того дядьку Ваську, что сволока нам тащил, он нам крышу покрыл камнем, что раньше у нас на сарае лежал. «Слава тебе, Господи, - думаем, - под дождем уж не замокнем».
В этой кухне мы и зимовали: я с дочкой, мамка и невестка с двумя детьми. Перезимовали, а по весне брат пришел, ему пятку на фронте распотрошило. Брат с невесткой на свою усадьбу ушли, там тоже построили себе кухоньку.
После них пришла моя сестра, говорит: «Я к вам перейду жить, у меня своей хаты нет». А мамка ей: «Чего тебе к нам? Иди домой, муж твой уже вернулся, очищайте сарай коровий. Я приду, Настя придет, поможем, плитку сложим. Там и будете пока жить».
Послевоенная мирная жизнь
Седьмого ноября сорок пятого пришел с войны мой муж, Григорий. Перезимовали как-то, уже легче.
По весне сеять надо, стали мы все работать коровами. За семенами на Успенскую нас послали. Пошли, кто сколько мог, взяли на плечи. Мы с подругой по тридцать килограммов взяли, еле до дому дотащили. Думали, помрем. На другой день я корову запрягла. Ярмо ей сама сделала. На Успенской на корову зерно положили, снова привезли.
Хорошо, заморозок ударил, пахать было легче, и сеять не по грязи. Сеяли сами, а потом коровами заволочили. Так план колхозный и посеяли. Потом и второй план так же сеяли.
Ели кукурузу, сами драли ее в крупу, кашу варили. В сумочке, а то и вовсе в тряпочке, в поле эту кашу брали. Ели все вместе, каждому хоть понемногу, по горсточке доставалось. Все же голодные. Все - наши. Иногда нас добрые женщины на Успенской хлебом угощали, так и крепились мы, и выживали.
Сами и сеяли, и тяпали, и молотили. Потом две работницы у нас в колхозе стали комбайнершами. С мужиками, конечно, не сравнить, ничего они в комбайнах не понимали, если поломается. Брат мой трактористом стал, начал чинить все, что осталось от тракторов да комбайнов. Все ведь разбито было после фронта.
Мастеров не хватало, брат мой все дни в поле, с утра до ночи там был, пока совсем ему плохо не стало. Отвезли его в Курган в больницу. Там врач поглядел и сразу в Таганрог отправил. А в Таганроге говорят: «У Вас гангрена давно. Вам ногу по колено отнимать надо, иначе умрете». Уговорили брата, стали ногу пилить, а в ней живого места нет. И наркоз кончился. Напоили брата водкой, чтоб боли не слышал, и отняли ему ногу уже выше колена. Он после этой операции еще десять лет прожил.
В колхозе я все делала: и в поле работала, и в огороде. На птичнике тоже трудилась. И скирдовала. Всегда меня ставили скирдовать, я очень хорошо умела сено и солому уложить от самого верха донизу, чтоб вода в скирду не затекала.
А муж сначала на быках работал, потом с конями стал. Под конец пастухом был. Он долго болел, у него по телу ходил осколок, а после и вовсе впился в кость. В шестьдесят пятом он умер. Мне тогда было 51 год. А из детей лишь самая старшая дочка была замужем. Двойняшки только школу закончили. Дочка поступила в педагогическое училище. В августе вызов пришел, а я ей и говорю: «Я тебя одна не вытащу. Или брату надо учиться, или тебе, не потяну я двоих». Так и пришлось дочке идти работать. Десять лет в торговле и двадцать семь лет в швейбыте, людям шила. Может, знаете ее – Вера Григорьевна Тонконогова - зовут.
Село Русское – славное прошлое
Еще помню, как у нас в Русском я на винограднике работала. Было в шестьдесят четвертом году – винный завод у нас в Русском стоял. Там сейчас постройки до сих пор сохранились. Вот я на тех виноградниках, что на этот завод виноград поставляли, и работала. И обрезала его, и собирала, и скидывала. Сорт «Дамский пальчик» больше всего любила.
А закрыли завод толи в семьдесят шестом, толи в семьдесят восьмом. Жалко всем было. Почему закрыли? Виноград же должен был подсаживаться новый, а его не сажали. Виноградник закладывали при Никитине, Павле Акимовиче, председателе нашем. А потом, как стал Лямцев, ему виноград стал не нужен. Павел Акимович же потом в Куйбышево ушел. Мы Никитина любили, за то, что он наш был, беспокоился о Русском. А Лямцев виноград не любил, он больше животноводством занимался. А тут виноградники стали стареть, болеть. Так их и забросили, без хозяина.
И сады у нас тоже были прекрасные. Их до войны сажали. Один - большой - возле Петрополья был, второй – возле моста. Чего там только не росло: и яблоки, и груши, и вишни. Яблок больше всего было: видимо-невидимо. Все мои дети на этих садах выросли, постоянно от школы урожай убирать посылали.
В том саду, что за мостом, побитых после войны много лежало. Мы их откапывали потом. И сами в землю хоронили. Да разве всех найдешь, когда там такая бойня была! Может, и сейчас там еще наши солдатики лежат…
Еще строили после войны всей деревней плотину через Миус. Была у нас Русская ГЭС. Из нее электричество брали для всего нашего села: и для колхозных нужд, и для жителей. Долго эта ГЭС работала для всей округи. К нам и село Холодное было подключено, и Ольховчик, и другие. А потом, в семидесятые, как стали все укрупнять, централизоваться, закрыли нашу ГЭС, к общим сетям Русское подсоединили. Сейчас от нашей электростанции остались одни полуразрушенные стены…
В семидесятые приезжали к нам в село студенты, учиться обрезать сады и виноградники. Человек по сто приезжало. Я им стряпала и борщи, и хлеб. Поварихой была. И в отряде у трактористов готовила, когда они летом прямо на поле обедали.
Мне как-то председатель троих девчонок из пришлых студенток в помощь на кухне выделил. Стала я их спрашивать, кто что умеет, а они, все три, не то, что хлеб, даже простую кашу сварить не могут. Только есть и научились. Горожанки! Пошла я к председателю, говорю: «Забирай этих, некогда мне их учить! И давай мне в помощь хоть кого-нибудь. А ну, на сто человек еды сварить надо, разве ж я сама успею?» Дал мне председатель в помощь другую женщину из нашего села, мы с ней вдвоем живо управились: вареников наварили с картошкой, всех сто человек накормили.
Я потом и после, как на пенсию пошла, часто подменяла наших колхозных кухарок, детей ведь поднимать да растить нужно было. Это трудно – кухарить в колхозе, вставать рано нужно, чтоб все успеть наготовить. А у меня еще и своя корова и хозяйство, и своей семье есть надо приготовить на целый день. Это ведь сейчас поварихи, если еда осталась, могут ее домой взять. А тогда – не было такого, строго все было.
«Красный май» и столетний юбилей
В селе нашем люди всегда были отменные. Что поработать, что погулять – все умели. Никогда больших ссор ни у кого не было, дружно все жили. Может потому, что все в друг другу - двоюродные да троюродные братья и сестры. Всего ведь двести дворов в селе после войны было. Колхоз у нас назывался «Красный май». И всегда мы были впереди всех: и сеяли первые, и пололи, и убирали. По всему району прославлялись.
Мы, всем селом, и школу своим детям построили. Днем на работе, а вечером, после работы, на стройку идем. Замесим замес, камень кладем до ночи. На другой день – снова. Пока крышу не накрыли. Старики нам очень много помогали, они ведь все знали: и как стены правильно класть, и как крышу ставить. Тогда стариков все за это уважали.
Комнат было в школе немного. В одной сразу занимались первый и третий классы – у каждого класса по одному ряду парт было и одна учительница на двоих, во второй – занимались точно так же второй и четвертый классы, у них своя учительница была. Посредине Ленинская комната находилась, в ней все утренники и праздники устраивали. А рядышком – маленькая учительская для двух учительниц располагалась. Вот и вся школа. Это здание долго служило детям, а потом в нем пекарня сделали, когда новую, большую школу построили. Сейчас это здание, говорят, пустует. Да ведь и колхоз бедствует, не то время...
А как мы веселились по молодости! Как-то осенью, когда бураки собрали, нам в колхозе по пол-литра водки на двоих к седьмому ноября выдали. Мы бригадой стали на горе, выпили по рюмке, кашей кукурузной закусили, на Миус любуемся. А молодые ведь все! «Эх, - думаем, - праздник! Какую бы - ни какую музыку раздобыть! Поплясали бы на славу!»
Я и говорю: «А давайте, я корову запрягу, и поедем, Семку привезем, гармониста нашего». Он у нас калекой был, не ходил, а ползал. И на гармошке всего одно колено играть умел. Но ведь – музыка!
Поехали, Семку этого привезли к себе в хату. Стали плясать и веселиться. С соседней улицы услышали, набежали: «Пустите и нас, мы тоже танцевать хотим!» А мы – дверь на крючок и хохочем: «Не пустим, этого музыканта мы себе привезли, ищите себе другого! А этот - наш!» Так вот и веселились.
Всего с мужем я пятерых детей нажила. Дочка первая тридцать четвертого года, вторым сын был - тридцать девятого, ему в войну три года было. Когда шли в эвакуации, возле Петрополья, его убили прямо на моих руках. Потом, в сорок шестом, родились двойняшки, дочка, у которой я сейчас живу, и сын. Потом был еще один сын – пятьдесят первого года. Сын и дочка умерли в один год, уже девять лет прошло, как их не стало.
Сейчас у меня семь внуков и семь правнуков. Праправнуков пока нет, правнуки молодые еще, никто не женился. У внучки Лены самый старший мальчик.
Если честно, то жить я уже устала. Может, еще и пожила бы, да ногами уже не хожу, болею, а сиднем сидеть – тяжело, мочи нет!
Из Русского дочка моя, Вера, меня в Курган забрала в 2004 году. Уже десять лет я тут живу, курганская бабушка. Но мои сельчане меня до сих пор помнят и считают своей, куйбышевской. Как юбилей был, звонили чуть не всем селом, я не успевала отвечать, столько было звонков. И то ведь, сколько родных и друзей, знакомых да памяти своей я там оставила. Любят меня в моем Русском…
Записала Елена Мотыжева
Уважаемые читатели! «Деловой Миус» ищет героев для своих материалов о жителях нашего Примиусья. Если ваша судьба или судьба ваших родных – это интересная жизненная история, заслуживающая внимания других людей, и которой вы хотите поделиться с нами, звоните мне в редакцию по телефонам: 8-928-143-7970 или 3-13-30. Самые лучшие истории обязательно будут опубликованы на страницах нашей газеты.
Все статьи
.jpg)
1.jpg)
