.jpg)
.png){kind=icon}
.png){kind=small}
Жена с золотым сердцем
Есть в народе очень некрасивая поговорка: «Жена – не стена». Каких только жизненных перипетий ею не описывали! Сколько трагедий было ею оправдано! Жена иногда, действительно, - не стена…
Не знаю, может, из упрямства, но в пику этой народной «мудрости», мне всегда вспоминается другая Жена. Та, которую зовут Нерушимой Стеной и Матерью Божьей, и которая издревле служит примером всем женщинам Руси. Ее изображение больше восьми веков благословляет всех, в ком горит хоть небольшой огонек женственности…
Когда мне рассказали историю жизни обыкновенной женщины – жительницы села Куйбышево – Натальи Федоровны Карташевой, я сразу захотела о ней написать. Просто, чтобы поведать миру, в котором так много лжи, предательства и насилия, что рядом с нами и среди нас, живут женщины заслуживающие звания Нерушимой Стены. Женщины, достойные, чтобы им целовали руки. Женщины с золотым сердцем, скромным, и одновременно, великим.
Было довольно трудно разговорить ее, так она привыкла нести все свое сама. И в себе. Ее рассказ от первого лица я привожу почти без правки:
Как все начиналось
- Я не публичный человек. И не привыкла к тому, чтобы все обращали на меня внимание. Зачем это? И кто Вам рассказал обо мне? Моя судьба – судьба очень многих женщин. Я ничем не особенная…
Я коренная жительница, родилась и выросла здесь, в селе Куйбышево, Ростовской области. А муж, Владимир Иванович, у меня с Верхнедонского района.
Мы познакомились с ним на свадьбе у моего брата. Я тогда была в девятом классе. Потом супруг ушел в армию, служил в погранвойсках на Кавказе. Вообще-то, он по специальности военный фельдшер. Но в армии был простым солдатом.
Через год службы их, без всяких опознавательных знаков, нелегально, забросили в Афганистан. Даже в военном билете не было никаких отметок, что он был в «горячей точке». Нам, кстати, пришлось очень потрудиться, чтобы после доказать это.
Но тогда… Тогда он скрывал от нас всех, где находится. У него не было даже номера полевой почты. Если б она была, то мы, домашние, вообще не узнали бы, где он служит. А так – приходилось писать письма через МИД. Уже не скроешь…
Письма приходили редко. Когда их не было совсем уж долго, становилось очень страшно. Зато после они приходили пачками. Почта так ходила…
Муж был в Кабуле, его перебросили охранять посольство, какого-то генерала. Так что войну он видел. Как все… Наложило ли это какой-то отпечаток на его характер? Наверное, да. Вначале мы с ним об этом вообще старались даже не разговаривать.
Заметила для себя: все ребята, те, что там были, настоящие, до сих пор стараются о войне не разговаривать. Даже по праздникам. Очень мало, короткие отрывки какие-то озвучат, и все. Есть, конечно, два-три человека на всю компанию, кто может что-то рассказать, а остальные – могут только молчать. Это до сих пор очень больно для них – вспоминать…
За то, что муж служил в горячей точке, он ничего не получает. Это не положено, потому что у него уже есть другая выплата – по инвалидности. Надо было выбирать – одна или другая выплата. Мы и выбрали ту, которая хоть немного больше…
Из Афгана муж вернулся на день пограничника. Устроился в Ростове на работу. Я после школы тоже приехала в Ростов – учиться.
Так мы и начали встречаться. Повстречались – поженились. Родилась дочка – переехали сюда. Почему переехали из города? Было очень трудно с маленьким ребенком. Все очень дорого. Снимали там жилье, своего не было. Потому и оказались в Куйбышево.
Супруг сразу устроился на работу в МСО, нам дали квартиру в восемьдесят четвертом году. Мы ее отремонтировали и с тех пор в ней живем.
У нас две девочки: Ира и Оксана. Обе замужем. У старшей – двое деток. Внук – во второй класс ходит. Внучка – в садик собирается. Обе дочери в этом году закончили университеты. Ира работает налоговым инспектором в налоговой инспекции Аксайского района. Оксана работает вместе со мной в Куйбышевском водоканале.
Несчастный случай, перевернувший всю нашу жизнь, случился больше двадцати одного года назад. Младшей дочери тогда еще и двух лет не было. Муж на тот момент работал в «сельхозтехнике», в литейном цехе. Десятого ноября девяносто второго года там взорвался котел с алюминием. Был страшный ожег обоих глаз. Началось лечение, поездки по всем больницам…
Сначала положили в Ростов. Там мы были недолго, около двух месяцев. Потом нас отправили на Украину, в Одессу, в клинику Филатова. На протяжении восьми лет мы туда ездили по два, по три раза на год. Сперва было улучшение, поставили кератопротез, специальная такая оптика. Видел Владимир Иванович два месяца, а затем все потухло. После опять были операции, снова, на полтора месяца – улучшение, и опять – стало хуже. Снова лечение. Снова – борьба. И так – несколько лет. Чего только мы не делали, куда только не ездили. Пока однажды нам не сказали, что надежды больше нет…
Просто жизнь
Вот Вы говорите, есть женщины, у которых когда случается беда, сразу мысли возникают: «Зачем ты мне такой нужен, я себе здорового мужика найду». Не знаю за всех. У меня таких мыслей не было никогда.
Мне было очень тяжело в то время, столько досталось… Оглядываясь назад, у меня до сих пор слезы на глаза наворачиваются. Думаю, что сейчас, наверное, я это не выдержала бы… Просто не хватило бы сил…
Нынче вот у меня дома хозяйства никакого нет. А тогда было большое хозяйство: несколько поросят, телята, куры, утки. Поросят свиноматка приводила, мы их и продавали, и себе оставляли. Потом настали трудные времена, кормить живность стало нечем, зерно покупать очень дорого. Я ведь не в колхозе работала. Пришлось оставить только птицу. Зато огород в поле я держала до последнего, с него кормилась вся семья.
Тогда на дворе как раз стоял кризис, все предприятия закрывались, все разорялись, повсюду были сокращения и дефолты. Все вокруг сидели без денег. А у нас в семье – плановые операции. И каждая стоит тысячу долларов. Сделали одну – не получилось. Нужна еще одна. Врачи говорят: «Приезжайте через три месяца». Значит, нужно приехать и привезти новую тысячу долларов. А эту тысячу за три месяца надо было еще успеть где-то найти…
Что я только не делала, куда и к кому только не ходила! И плакала, и просила, и умоляла… Тогдашняя глава, Ольга Васильевна, мне помогала. И Пешков тоже помогал… «Сельхозтехника», по закону, была обязана оплачивать лечение мужа, но у нее самой было трудное положение. Зарплату выдавали молоком, курами, утками, зерном. А мне были нужны наличные. И не просто рубли - доллары. Тысячи долларов…
Трудное это было время. Потом стало легче, когда ущерб здоровью начали оплачивать не через предприятие, а через социальную службу. Тогда уже хоть как-то можно стало собирать на операцию, вообще что-то планировать и на что-то рассчитывать.
Спасибо моей семье. Они все эти годы меня поддерживали во всем, как умели. У мужа родители жили далеко, в Верхнедонском районе, на хуторе. Они были уже пожилые люди, особых средств у них не было, мне они ничем помочь не могли. Сейчас их обоих уже нет. Мой папа тоже умер, когда Володя еще видел, а моя мама… Благодаря ей у меня хотя бы было, на кого оставить детей…
Когда мы перестали ездить в Одессу, появилась возможность что-то собрать детям на учебу. И обе дочери пошли получать высшее образование… Опять же, свадьбы обеим сыграли…
Так жизнь и сложилась. Все нужно было суметь, пришлось так. Даже водить машину пришлось научиться. Как же мне без нее? Когда были огороды, сначала ходила пешком. Потом ездила на велосипеде. А мешки-то тяжелые… Их на себе приходилось таскать…
А сейчас уже и огородов нет. Потому что больше нет здоровья их обрабатывать…
Бывали ли у меня такие моменты, когда руки опускались? Конечно, бывали. Но тогда мне некогда было об этом думать. Когда стоишь под операционной, тогда о себе не думаешь. Там только Богу молишься, чтоб все хорошо прошло. А когда все прошло, тогда это как-то совсем уже не так воспринимается.
Главное – что люди остаются
Мы ведь оба уже привыкли, и я, и муж, к тому, что случилось. Ведем активный образ жизни. Ездим на море, отдыхаем, в гости ездим. У нас очень много друзей. В Шахтах есть друзья, в Ростове. Там такой же мужчина, как мой муж, живет. Мы с ним в Одессе, в клинике, познакомились и дружим до сих пор.
Муж мой – вполне самостоятельный человек. Он живет нами, нашей семьей. В своем доме и дворе знает каждый уголок. Может сам и поесть приготовить, и розетку отремонтировать. Он вовсе не беспомощный. А на улицу он только со мной ходит. Идем под ручку, я его веду. Если не знать, можно даже не заметить, что муж – не зрячий.
Хотя, конечно, когда ему было тридцать три, привыкнуть к слепоте было трудно. Как и все люди, не имеющие зрения, он боялся ходить. Постоянно натыкался на все лбом, разбивался. Это маленькие дети легко привыкают к слепоте, я видела. Жуть, конечно, но дети считают, что просто играют в прятки и потому легко учатся чувствовать преграду. Взрослому человеку намного тяжелее смириться с постоянной темнотой вокруг себя...
Очень помогла нам в этом смысле Одесса. В Ростове, где он лежал один в палате, было настоящее болото, ад. Я сутками находилась с ним в комнате, где больше никого не было. Врачи по утрам приходили на обход и перевязки, и уходили до следующего дня.
А мне надо было выплакаться где-нибудь за дверью, в коридоре, найдя такое место, где меня никто не видел и не слышал. Я там выла. Просто выла.
А после, как ни в чем не бывало, надо было заходить в палату и улыбаться, глядя, как мой муж с пятидесятого размера похудел до сорок второго... Надо было улыбаться, чтобы он хоть как-то жил, чтобы он хотел жить… Надо было улыбаться, чтобы показать ему, что надо бороться, что я в него верю, что надежда есть… Наверное, это было самое страшное время…
Зато, когда приехали в Одессу, там переменилось все. Потому что мой муж оказался в палате, где было еще семь таких же – незрячих, полузрячих, слабовидящих. Они показали ему, как ходить по стеночке, как ориентироваться в комнате, как ходить. Они научили его, что, даже лишившись зрения, жить нужно, нужно цепляться за жизнь. И жизнь стала к нему возвращаться…
Муж перестал чувствовать себя отверженным. Он всегда потом с радостью ездил в Одессу. Может быть, даже не столько, чтобы ему помогли, а просто, чтобы почувствовать себя в кругу таких же, как он, людей. Это очень важно, когда ты имеешь возможность общаться с теми, кто тебя понимает.
Плохо, что у нас в Примиусье нет ни общества слепых, ни общества таких людей, которым некуда пойти, чтобы пообщаться. Колясочники, конечно, есть, я знаю, видела как-то в санатории, они очень дружные. Всегда собираются кучками, все делают вместе. Помогают друг другу во всем.
Только один раз нам повезло попасть в санаторий в Геленджике, где были слепые люди. И там я узнала, какие мощные могут быть общества слепых. В Волгограде, например, такое. Они там и общаются, и концерты устраивают, и работать могут. Это очень много значит для людей, лишенных зрения.
У нас нет такого… У нас слепые люди полностью оторваны от общества, брошены им. Вот Вы сами признаетесь, что даже не знаете, сколько слепых в нашем Примиусье… Это очень трудно - быть оторванным от других.
Я хочу это исправить хотя бы в своей семье. Хочу дать мужу возможность общаться в интернете. Есть специальная программа, ее можно купить. Она переводит в голос написанное на компьютере текстовое сообщение. Но для этого нужно купить мужу компьютер, а к нему - особую клавиатуру для слепых, чтобы можно было писать наощупь. Это, наверное, самая большая проблема для человека с ограниченными возможностями – общение с другими людьми, пусть даже в социальных сетях.
Как приятно было и мне, и супругу, когда в этом году его пригласили на торжество в честь двадцати пятилетия вывода войск из Афганистана! Очень много было внимания.
Муж у меня и афганец, и пограничник. Когда наши местные пограничники узнали, что он тоже служил в этих войсках, они приехали к нам, поздравили нас, привезли нам в подарок микроволновку. Я хотела бы, пользуясь случаем, поблагодарить всех людей, кто подарил нам свое внимание, свое тепло и заботу. И супругу, и мне, это очень дорого и очень приятно.
А просить что-то самой? Я вообще стараюсь ничего ни у кого не просить, все делать собственными силами. Жаль вот только, что никак не удается получить для мужа путевку хоть в какой-нибудь санаторий на Черноморском побережье или на Кавказе, где есть лечебные грязи и ванны, минеральные воды: у мужа куча болячек пошла, которые ими неплохо лечатся. Но пока, говорят, путевка – это проблемно, нет денег.
Помощь – это все-таки, больше, из семьи. Дочери, несмотря на то, что определились, нас не оставляют. Ирочка каждую неделю со своим мужем приезжает, а Оксаночка и вовсе рядом живет, видимся ежедневно. Что такое для меня моя семья? Это моя жизнь. Семья – это святое, то, на чем держится все… Разве можно думать по-другому?
Я и соседями очень дружно живу. Все нас знают, все с нами очень хорошо общаются, в гости друг к дружке ходим. Ведь наша улица заселялась практически в одно время, когда здесь выдавались квартиры. Мы все - практически ровесники. Сначала детей растили, потом, все вместе, внуков дождались. Так что все – одна большая шумная родня.
Чего бы я пожелала своим родным и вообще всем людям? В первую очередь - здоровья. И детям, и внукам и всем людям. Счастья пожелала бы. И хоть немножко удачи. Без нее, удачи, ничего не получается. Добра. А еще – взаимопонимания.
А другим женщинам чего пожелала бы? Тем, которые, не дай бог, в такой же сложной ситуации окажутся? Терпения и не отчаиваться.
Когда с мужем случилась беда, мы оба все спасение находили в книгах. Я сутками читала ему вслух. И первой книгой, которую мы так прочли, были «Унесенные ветром». Там главная героиня, Скарлетт, говорит хорошие слова, они стали моим девизом: «Я подумаю об этом завтра». Значит, сначала нужно решить все свои проблемы, свои и родных, а потом уже искать время плакать и жалеть себя. У меня именно так всегда и выходило, потому, наверное, и мало оставалось времени «думать»…
Что до семьи и мужа… В трудной ситуации каждая женщина должна решать это сама. У каждой – свой выбор. Я свой сделала. Может быть, это просто мое постоянство. Я ведь – бухгалтер, всю жизнь работаю в водоканале. Когда в восемьдесят третьем году мы сюда переехали, это предприятие называлось «Оросительные системы». Потом и его название поменялось, и все поменялось… Но ведь главное - это не то, что меняется, а то, что остается в итоге. Главное – это то, что люди остаются…
«Главное – это то, что люди остаются…» Как хорошо Вы это подметили!
Дорогая Наталья Федоровна! Вы долго спрашивали меня, для чего надо делать всеобщим достоянием Вашу историю – историю «непубличного» человека. Я отвечу Вам. Это необходимо делать для того, чтобы жили другие. Для спасения Человека в каждом из нас.
О случаях, подобных Вашему, нужно рассказывать для того, чтобы в нашей России были крепкие и дружные семьи. Для того, чтобы наша молодежь не ломалась от первых же трудностей, а боролась и побеждала в них, как побеждали Вы.
Об этом нужно писать в газете, чтобы за Вами, вдохновленные примером Вашей верности, Вашего постоянства, Вашего мужества, шли другие женщины. Чтобы у наших мужчин была надежда. Чтобы им было, на кого опереться в трудный час.
Об этом нужно писать для того, чтобы в мире появлялись новые Нерушимые Стены, надежно хранящие домашний очаг и священный огонь любви, горящий в нем…
Елена Мотыжева
Матвеев Курган - Куйбышево
.jpg)
1.jpg)
