Боевое братство Донбасса

Совсем недавно к нам в редакцию пришли два ополченца – Игорь и Дмитрий.

Оба – жители города Макеевка ДНР, живут на одной улице. Оба – практически ровесники: Игорю – 20, Дмитрию – 25 лет. Оба имеют рабочие специальности: один – строитель, другой – слесарь-монтажник.

Честно говоря, брать у этих мальчишек интервью было трудно. Слишком уж явным было несоответствие между хрупкой, юной внешностью и очень взрослыми серьезными глазами. А еще – я почему-то боялась сделать им, побывавшим в аду, больно, спросив или сказав что-то не то…

 

Ополчение. Начало.

Игорь: В ополчении мы оба – с первого дня, когда захватили исполком в Макеевке. Потом оба вступили в батальон «Восток». За это время воевали на Саур-могиле, в Песках, Ясиноватой, Пантелеймоновке. Были и в аэропорту, в Авдеевке, держали оборону.

Почему пошли в ополчение? Когда захватили исполком, пошли, потому что хотели, чтобы Донетчина вошла в состав России. Достали эти бесконечные перевороты, эти цветные революции. Достал курс на чужую нам Европу.

На Донбассе живут самостоятельные люди, привыкшие жить своим умом и сами определять свою судьбу. Когда все это началось – мы сделали свой выбор.

И Украина его сделала. Не мы пришли на украинскую землю, не мы начали убивать украинцев. Но мы вынуждены были взять в руки оружие. Чтобы защитить свои семьи, своих матерей…

Крыму было легче. Он с самого начала был автономным. У Донбасса такой автономии не было…

На войне как на войне

Игорь: Сначала у нас не было никакого оружия. Мы буквально с палками стояли. Потом начали выдавать оружие, были произведены ротации. Нас расставили по боевым позициям, где мы и стали держать оборону.

Аэропорт сейчас полностью наш. Пески – наполовину наши, наполовину – под украми. Местные жители, те, что остались под украми – молятся, когда мы их освободим. Был случай недавно – поехал один человек, он работал в пожарной части МЧС, помочь своим родственникам на укропскую территорию. Его словили, зверски пытали: выкололи глаза, а потом убили. И погиб человек ни за что…

На войне – страшно. Когда тебя накрывает «Градом» или расстреливают из танков – это реально страшно. Мы как-то сидели в засаде у Ясиноватой, когда у нас еще и оружия-то нормального не было, одни СКСы. А по трассе на нас вслед за миссией ОБСЕ шли укры на десяти танках. Укры, кстати, часто эту вещь практикуют. Что-то вроде разведки. ОБСЕ едет, оценивает позиции ополчения, а укры по их следам идут, фактически под их прикрытием, и лупят после по нашим…

Потом были прорывы пехоты, когда, хоть сдохни, а надо стоять и держать позиции.  И стояли. Слава богу, никто из наших тогда не погиб.

Дмитрий: Страшно ли на войне? Всем страшно. Но больше ты там не за себя боишься, а за своих родственников. Когда мы стоим на передке и видим, как снаряды летят за наши спины, на дома, где живут наши родные – вот это по-настоящему страшно…

Чтобы война кончилась быстрее, надо не допускать больше никаких перемирий. Гнать этих уродов, гнать их вперед, хоть до самого Киева. Потому что когда были «перемирия», эта сволота перегруппировывалась, подтягивала вооружение. Мы гибли, мирные жители гибли, а они – выигрывали…

Игорь: Вряд ли война завершится быстро, к весне, как некоторые утверждают. К нам постоянно заезжает очень много диверсионных групп, вооруженных минометами. Они обстреливают школы и больницы, убивают мирных жителей.  Это, скорее всего, ни на один год. Точнее никто вам не скажет.

Что можно чувствовать по отношению к этим нелюдям, когда приходишь в поселок и находишь там после них расстрелянную маленькую девочку. И беременную женщину. И трех небеременных женщин.

Что после этого можно к ним чувствовать? Просто не брать в плен…

Аэропорт, Пески, Авдеевка

Игорь: Говорят, что будто мы аэропорт не могли взять потому, что нас «перемирие» сдерживало. Но самой главной проблемой аэропорта была диспетчерская вышка, которая над ним стояла. Укры с нее вели огонь и обстреливали  наших, а подобраться к ним вплотную именно из-за этой вышки не представлялось никакой возможности. Пока она не рухнула под нашими обстрелами, взять аэропорт не получалось…

Ведь чем так важен аэропорт? Он, как и Пески с Авдеевкой, находится в таком месте, что с него, как на ладони, виден Донецк. И стрелять можно, куда угодно. Потому за этот кусок земли и идут такие тяжелые бои. Потому укры и упираются до последнего…

В аэропорту трудность была еще и в том, что там серьезные бомбоубежища, из которых не так-то просто выкурить тех, кто в них засел… Вот, когда там стены начали рушиться, тогда мы стали туда потихонечку заходить и выдавливать… И, слава Богу, выбили. Сейчас остались Пески и Авдеевка. Когда возьмут их – обстреливать Донецк, ну, по крайней мере, с фронта, уже не получится.

Дмитрий:  «Киборги» – это укропские СМИ придумали так своих солдат называть, наверное, для пропаганды. Как солдаты, они, конечно, смелые. Ну и люди, конечно. Хотя и плохие, в большинстве своем. «ВСУшники» – тех, иногда еще жалко. Они воевать действительно не хотели, их уголовными делами или шантажом, что арестуют семьи, заставили.

А «правосеки», наемники, прочая дрянь, что там воюет – тех не жалко. Наемников, правда, нам лично брать не доводилось, но их много, очень много.  И когда они гибнут, укры стараются их забрать с поля боя, чтоб не оставлять доказательств причастности чужой страны к боевым действиям на Донбассе. Но мы находили много стрелкового американского оружия, те же М-16. Еще среди наемников много  снайперов. И в артиллерии всем «рулят», чаще всего, тоже наемники или «правосеки», которые точно знают, что они делают и куда стреляют.

Как живут ополченцы

Игорь: Укры говорят, будто ополченцам платят, как наемникам. Это не так. За все время в ополчении я получил только пять тысяч восемьсот гривен, и то, это была не зарплата, а материальная помощь на питание моей семье. При этом первые полгода вообще никому ничего не платили.

Дмитрий: Мне первые полгода тоже ничего не платили. Потом выдали тремя частями 6 тысяч гривен. Это тоже материальная помощь семье. Еще есть зарплата моей мамы – она продавец в магазине, ей платят каждый месяц. На все эти деньги моя семья и живет.

Игорь: Будущее Донбасса лично мы видим только в составе России, хотя работать нам над тем, чтоб все это восстановить, нам придется очень много: сколько шахт, сколько домов разрушено. Но без России мы себя уже не мыслим. Людям в возрасте, может, уже все равно, ДНР мы будем или Новороссия, лишь бы быстрее война закончилась. Но молодежь, особенно, которая воюет, те все в Россию хотят.

Изменила ли война молодежь? Очень изменила. В 2012 году, когда был «Евро» по футболу, сюда приезжали молодые «западенцы». Мы ходили, обнявшись, по всему городу. Вместе с гордостью пели гимн Украины. Кричали, что «львовские» и «донецкие» – братья навек. А сейчас какое отношение к этому гимну и этому флагу? А никакое. Каким оно может быть, когда тебя под этим гимном и этим флагом бомбили?

Дмитрий: Мы сможем и сами себя прокормить, если нам хоть немного помочь в самом начале. Мы ведь – трудолюбивые люди. У нас и шахт много, и предприятий самых разных, и самые талантливые врачи на всей Украине. Выгнать укров и все обустроить – это единственное, что нам нужно.

Очень много людей сегодня с Донбасса уезжает навсегда. Но многие и вернуться хотят. Мы бы тоже после войны жили только здесь. А кем быть в мирной жизни – роли никакой не играет. Мы себе после войны точно найдем работу, главное, чтоб война кончилась. Думается вот, если взять Мариуполь, укры сами из Славянска, Краматорска и из других наших городов уберутся.

«Шутки» «свидомости»

Игорь: Недавно  на лентах новостных агентств показывали убитых укров, у которых на рукавах были нашивки «рабовластник» – «рабовладелец».  Как они сами объясняют, это у них «шутка» такая. Якобы, в ответ на репортажи российского телевидения, обвиняющие их в захвате в плен и рабство жителей Донбасса. Вот для вас такая нашивка – смешно? Это похоже на шутку?

Или какое должно быть отношение к людям, что вообще должно быть в голове, чтоб в Киеве сделать торт в виде русского младенца и съесть его на вечеринке? Сомневаюсь, чтоб на Донбассе кому-то могло прийти в голову сделать что-либо подобное. Как можно было превратиться в нелюдей? Я не знаю…

Хотя, у нас уже лет десять в головы всей Украины вдалбливалось такое мнение, что на Донбассе живут одни лентяи, бандиты, алкоголики и уголовники. Это никогда не подтверждалось статистикой, но очень многие теперь в этом уверены.

А теперь мы, если верить укропским журналистам, еще и сами по себе стреляем, сами себя убиваем. Себя и своих родных. За все время было только два украинских журналиста, которые захотели выслушать нашу сторону и узнать, за что мы воюем и что мы думаем. Один из них сегодня арестован. О судьбе второго мы ничего не знаем…

Дмитрий: А многие люди, «население Украины», кто даже имеет возможность узнать правду, просто не хотят ее знать. Потому что она – слишком ужасна. В их «раскладе» жители Донбасса – это взбесившиеся зеки и тупое быдло, а они сами  – белые, пушистые и в шоколаде…

Они будут сопротивляться правде до последнего, потому что она разрушает все то, во что эти люди верили. А мне так хочется порой сказать: «Если у вас все так хорошо, если ваши каждый день убивают сотни тысяч россиян и сепаратистов и не несут никаких потерь, зачем вы проводите уже четвертую мобилизацию? Куда делись люди из первых трех?» Потому что эти погибшие – где угодно. Если наемников еще вывозят, то своих просто вышвыривают, как собак. Их бросают, где попало: в ямы, в реки, в озера, в шахты. Их сжигают в крематориях. А, если украм все-таки показывают их собственных же мертвых, то они никогда не признают их своими.

И все-таки, на Украине, чем дальше, тем больше простые люди поднимают бунт, не хотят, чтобы у них была нынешняя власть. Но протестуют не столько против идеологии, сколько против экономических проблем. Все чаще, я знаю по родственникам, там вспоминают Януковича, при котором и газ со светом стоили в два раза дешевле, и войны не было, и такого разгула преступности не знали…

Люди в Центральной Украине получают пенсии, а жить – не на что. Это ведь только раньше говорили, что Донбасс – дотационный или убыточный регион. Теперь выяснилось, что один Донбасс кормил почти половину Украины…

Потому, наверное, в нашем батальоне есть приезжие и с Центральной, и с Западной Украины: Кировоградсткой, Львовской областей, например. Те, кто понял, что происходит с его страной и кто в ней пришел к власти. Эти, как и мы, по идеологическим причинам взяли в руки оружие…

Саур-могила

Дмитрий: Когда мы, пацаны, ездили на Саур-могилу, все были желторотыми. Обстреливали очень часто. Надо было отстреливаться, часто перезаряжаться. У нас это поучалось, но очень волновались, помню, как дрожали руки. Сейчас – не дрожат.

Много там погибло и наших товарищей. Одного при нас выстрелом из миномета разорвало…

Игорь: Труднее всего было, наверное, именно на Саур-могиле. Там – стратегическая высота, которая, достанься она украм, позволила бы им бомбить с нее весь Донбасс. Так вышло, что они гору всю разрушили, все памятники уничтожили…

А еще – тогда, на «Сауре», ситуация была хуже, чем сейчас. У укров и сил, и оружия было больше. Зато после «Саура» люди стали приходить в ополчение. По десять-двенадцать человек каждый день…

Говорят, что война никогда не кончается. Что люди, побывавшие в боях и оставшиеся в живых, все равно не могут вернуться из боя – вздрагивают от громких звуков, им все это постоянно снится. Не знаю, сейчас все это так далеко. Хотя, конечно, иногда нет-нет, да и задумаешься…

Пацаны попадались после контузии. Или «двухсотые». Жить после того, как ты увидел, как у тебя на глазах убивали друзей, действительно, очень тяжело. Возле Ясиноватой было: сидели вместе, кушали, курили, смеялись. А потом начался обстрел. Пацану кричали: «Пригибайся, ложись на землю!» А он не пригнулся. Прямое попадание в голову из танка…

Мы, сегодняшние бойцы батальона Восток намного отличаемся от себя самих, тех, какими мы были тем летом. Мы стали и сильнее, и мужественнее, наверное. А еще – появилось в нас какая-то особенная решимость. До ужаса хочется, чтоб это все быстрее кончилось. Хочется гнать эту гадину хотя бы до границ Донецкой и Луганской республик. Хотя бы. Все переживают за свои семьи, за своих родных. Все хотят вернуться домой…

Вера в Бога

Игорь: Бывали ли чудеса? Да. До 31 августа мы слышали залпы «Градов», но они никогда не прилетали в нашу сторону. А 31 августа – залп, и «Град» летит к нам. Попадает почти в то место, где мы всегда сидели, только в дерево. Мы остались в живых только потому, что в это время в дежурку отошли…

Дмитрий: Поехал домой. За стенкой «Град» влетел в соседнюю квартиру, и не разорвался. А взорвался бы – и не только квартиры, всего дома не стало бы – сложился бы, как коробка…

Игорь: Бывали и другие случаи – человек шел по улице и в пяти метрах от него тоже упал «Град». И тоже не взорвался. Или когда «Донбасс-арену» бомбили. И в это время под ней девочка шла маленькая. Ее просто отбросило взрывом в сторону, и благодаря этому она осталась жива…

Все смотрят и думают: «Господь хранит». Ну и идут к Богу. У нас стало гораздо больше верующих людей. К нам в батальон регулярно приходит батюшка. Когда есть возможность, мы вместе молимся, исповедуемся, причащаемся…

Какие-то изменения в религиозном плане со всем населением произошли. Особенно с молодежью. И очень большие. До войны мы жили обыкновенной жизнью. Пили, гуляли. Работу закончил – пошел на лавочку где-то во дворе, посидеть с баночкой пива. Или в клуб, кафе. Каждый сам по себе.

А сейчас все изменилось. Самым ценным стала, наверное, жизнь. Особенно близких, своей семьи. А еще – жизнь ребенка, всех детей. Сколько уже много было случаев, когда мы видели погибших деток – четырех, пяти лет…

Мы стали больше в Него верить. Больше молиться. И верим, что Он нас слышит и не оставляет…

Люди Донбасса

Дмитрий: Сколько нас пытались украинизировать, не вышло. Донбасс всегда был аполитичным. Здесь живут работящие люди, своим трудом добывающие себе и своей семье хлеб. Нам эти киевские игры просто не интересны. Мы приходили уставшие с работы – немного смотрели телевизор и выключали его. Выбирали мэров по принципу – есть он, да и ладно. Украинец он, русский – это все равно. Лишь бы работал…

Игорь: Люди на Донбассе очень изменились за эту войну. Мы раньше жили в одном доме и не знали своих соседей. А сейчас все вместе стараются держаться. Помогать друг другу. Поддерживать. У кого что есть кушать – делятся. Последнее детям стараются отдать. Все очень сблизились. Все научились друг друга понимать.

У нас на Донбассе теперь – самые лучшие люди на свете…

А еще – у нас появилось, даже среди мирных людей, боевое братство. Это когда тебя будут держать, тянуть и тащить на себе, что бы с тобой не случилось. Когда точно знаешь, чтобы не случилось – не предадут, не бросят.

Все люди, что побывал под смертью, стали на Донбассе братьями. Недавно был случай: человек, гражданский, ехал на машине. Увидел, что двое впереди него попали под бомбежку, и бросился к ним. Вытаскивал под обстрелом и вывозил в безопасное место двоих совершенно незнакомых людей…

Это больше, чем просто дружба. Это – именно БРАТСТВО.

Есть старое пророчество о том, что однажды в мире прекратятся все войны, исчезнут все религии. Останется только одно: Человеческое Братство.

Крым и Севастополь научили нас Чести и Верности. Донбасс учит Мужеству и Стойкости…

Елена Мотыжева

Все статьи