зеленушка
Версия для слабовидящих
Слушать
«FM на Дону»
105.2 FM
Смотреть передачи
ТК ПРИМИУСЬЕ

Девочка в белом сарафанчике

Девочка в белом сарафанчике

 

История о любви к жительнице села Покровского, рассказанная заезжим жителем Санкт-Петербурга

 

Было это двадцать лет назад в одном провинциальном городке Средней полосы, очень далеко от вашего Покровского. Мне тогда было уже почти девятнадцать, и я служил в армии, во внутренних войсках, в славном городе Ленинграде, на тот момент уже переименованном в Санкт-Петербург. Служил второй год, до дембеля оставалось всего месяца три, может, и меньше. И мой командир дал мне отпуск на целую неделю, чтоб я побывал дома. Представляете – весна, родной город, девчонки… Я ведь красивый был пацан – два метра ростом, форма, выправка, «качок»…

Прошло несколько дней, и мать послала меня съездить на окраину города, к своим друзьям, с которыми мои родители познакомились незадолго до моего призыва и которых я едва знал. Попросила забрать «передачку» от тети Гали и дяди Бори – так звали знакомых. Тетя Галя и дядя Боря держали большое хозяйство и иногда угощали родителей то гуськом, то уточкой.

Приехал я к ним. Заходить в дом, понятное дело, особым желанием не горел: в клуб на встречу с пацанами опаздывал. Но тетя Галя, как назло, вцепилась в меня мертвой хваткой и начала расспрашивать о военной службе, о жизни в Питере и о том, как там поживают мои родители. Пришлось сесть с нею на лавочку прямо во дворе и начать рассказывать, думая только о том, как бы побыстрее отделаться от моей собеседницы.

И вдруг прямо пред моим рассеянным, скучающим взглядом открывается дверь дома, и во двор выплывает невероятное юное создание женского пола в прилегающем к телу беленьком сарафанчике с горошками, бретельки на котором завязаны кокетливыми бантиками. А на руках у девушки – очень красивой, с тонкими чертами лица – одеты огромные мужские черные резиновые рукавицы до локтя. В таких обычно сантехники с канализацией возятся. И держит девушка в этих рукавицах литровую бутыль «Санитарного» и грязную щетку. По всему видно – чистила что-то…

Вышла, только раз на меня глянула, головой кивнула, отвернулась и ушла куда-то на задворки. А у меня вся нить разговора с тетей Галей потерялась, и во рту пересохло… «Вот это номер, – думаю. – Считал, что я всех приличных девчонок в нашем городе знаю. А тут – такое выросло. А я – незнаком».

Мысли у меня заработали так, как никогда не работали. И я тут же выдал свежепридуманную новость, что мать прямо завтра ждет тетю Галю со всей ее семьей к себе в гости. На том и расстались.

Приехал домой – мать перебаламутил: «Завтра в гости тетю Галю с семьей жди». Мать, если что и смекнула, мне ничего не сказала. Но котлеты жарить начала.

Назавтра к вечеру приехали тетя Галя с дядей Борей и Ольга – так звали их дочь, предмет моего обожания. За столом, естественно, поближе познакомились, разговорились. А потом мать, видно, поняв мои устремления, послала нас обоих из-за стола по городу вдвоем погулять.

Гуляли мы долго, чуть не до поздней ночи. И, чем дальше, тем больше я понимал, что просто без ума от Оли. Такой девушки я никогда не встречал, хоть до нее у меня их немало было. Чистая, красивая, по всему видно: «девочка». И умница, каких поискать…

В общем, кончилось все тем, что на следующий день, это как раз был последний день перед отъездом в Питер, я скупил все цветочные ларьки, которые на тот момент торговали розами, поставил цветы в пятнадцатилитровое ведро и повез Оле.

А там вывалил перед ней весь этот букетище и предложил стать моей невестой. И она согласилась!!!

Сказать, что я был самым счастливым человеком в ту минуту – это ничего не сказать. Потом была армия, откуда я каждый день писал ей письма. И где каждый день получал письма от нее. Ждал и торопил дни.

И вот однажды, буквально за месяц до «дембеля», я встретился со своим знакомым, Серегой, который «дембельнулся» на полгода раньше меня и теперь работал охранником в каком-то крутом ночном клубе. Сели, закурили, стали про жизнь разговаривать. А Серега возьми да и скажи: «Ты, что ли, дурак – в провинцию возвращаться? Тебе судьба такой шанс дала – в Питере жить остаться, в армию тебя сюда забросила. А ты – в дыру, нищету плодить, рвешься. Ну, может и золотая она у тебя, твоя Оля, хоть по мне все они одинаковые – шлюхи и стервы. Ну и что? Что ты ей дать сможешь? Папа у тебя шофер, мама – учительница. И сам ты – гол, как сокол. А я тебе работу предлагаю. Айда после «дембеля» к нам, у нас штат как раз расширяться будет, охранники нужны. Я за тебя похлопочу. Зарплата – 250 долларов, питание, уважение – хоть человеком себя почувствуешь! Ну, не хочешь навсегда, так хоть на год останься! Денег заработаешь, свадьбу будет, на что сыграть. А твоя – подождет».

Думал я, думал, и, чем дальше, тем больше понимал, что от таких предложений не отказываются. Прав Серега – ничего не ждет меня в родном городе, кроме нищеты. А тут все-таки столица, Питер. Да и Оля – она ведь самого лучшего заслуживает!

Решил остаться. Оле написал, что это – всего на год, только чтоб денег на свадьбу заработать, да на начало жизни, чтоб от родителей не зависеть. Она, конечно, очень расстроилась. Но смирилась, написала, что понимает. И что правильно я поступаю, по-мужски, раз о будущем думаю.

Потом, в конце лета, она с мамой своей ко мне в Питер на неделю приезжала. И я не знал, куда себя деть от радости. Чуть не на руках ее носил и пылинки сдувал. Весь город ей показал, море Балтийское, красоту всю эту неописуемую. В клуб сводил, куда раньше таким как мы с ней, провинциалам, вход закрыт был. Только клуб Оле совсем не понравился. И, чем дальше, тем больше она грустнела почему-то, а когда расставались и я ее на поезд провожал, так и вовсе плакала.

Потекли месяцы до следующего лета. Оля по прежнему часто мне писала, рассказывала о своей жизни, о том, как она нашла хорошую работу, и как ей повезло, что в такой кризис ей платят приличную для ее уровня зарплату и не обижают.

А вот мои письма к Оле приходили все реже. Как-то затянула меня эта жизнь. Не знаю, может, не готов я к ней оказался. Зарплата в 250 долларов в месяц по сравнению с копейками, которые получали мои родители, казалась верхом обеспеченности. Это был весьма приличный на тот момент доход для простого питерца, и огромные, баснословные деньги для жителя любого провинциального городка.

Работали мы сутки через трое, так что свободного времени у меня было хоть отбавляй. И начались вечеринки, пьянки с друзьями, случайные девчонки, которым очень нравился высокий, богатый и красивый «бывший военный».

Кончилось все тем, что на меня положила глаз сама дочка хозяина клуба. Единственная, между прочим. До того дошло, что со сцены мне пела: «А я люблю военных, красивых, здоровенных…» В общем, «башню» мне снесло окончательно и бесповоротно, устоять перед соблазнительницей такого уровня я не смог. Да и тщеславие, наверное, тоже свою роль сыграло. Всякому ведь лестно, когда от тебя без ума такие видные люди, как дочь твоего хозяина и богатая наследница. Папаша ее, конечно, не в восторге был от выбора. Но, поскольку потакал всем Лилечкиным капризам, то вынужден был согласиться и терпеть меня, как ухажера своей «дочурки».

Олины письма между тем становились все тревожнее. Она спрашивала, почему я не пишу, не звоню ей, никак не даю о себе знать. Я изредка отписывался короткими посланиями, ссылаясь на невероятную загруженность по работе, и не находя в себе сил как-то разрешить ситуацию любовного треугольника, в который попал.

Однажды пришло очередное письмо. Оля написала, что две недели назад позвонила моей квартирной хозяйке, и та все ей рассказала о том, чем я занимаюсь в Питере и почему не отвечаю на письма. Написала, что она все знает о моих пьяных загулах, о том, чем я занимаюсь с дочкой владельца клуба, и о том, что я не собираюсь возвращаться домой. Написала, что дает мне месяц на раздумья, решение всех проблем и возвращение. А если я не вернусь к концу этого срока, то больше она меня ждать не будет, а выйдет замуж за кого-нибудь другого. Письму я не придал никакого значения: мало ли, что напишет в истерике разозлившаяся баба!

Ниоткуда я не уволился, образ жизни не поменял, возвращаться домой даже не подумал. И еще через месяц получил второе письмо от Оли. Прощальное. Она писала, чтоб я больше не трудился слать ей послания. Что она на днях выходит замуж за человека, которому давно нравится, потому что хочет нормальной семейной жизни, мужа и детей.

Это был удар ниже пояса. Я пил и выл. Написал ей письмо, полное упреков и проклятий. Я чувствовал, что ненавижу Олю. Я считал ее предательницей, посмевшей мне изменить. Шлюхой и стервой, такой же, как все. Сжег все ее письма, все ее фотографии, кроме самого первого письма, и моего любимого фото, где она стояла под вишнями у себя во дворе в том самом беленьком сарафанчике, в котором я ее впервые увидел. Иногда я смотрел на нее, и ненавидел. А может, по-прежнему любил.

Прошел год. За это время дочка хозяина клуба привязалась ко мне настолько, что стала сама заговаривать о браке, чем лечила мое больное самолюбие лучше всех прочих лекарств. Жениться на такой богачке, самому стать хозяином – это ж предел мечтаний! Ну и что, если я ее не люблю, зато она меня любит! Буду кататься как сыр в масле – так я думал.

Меж тем дела мои шли не очень, я стал прокучивать суммы гораздо большие, чем моя зарплата. Влез в долги, которые покрывал папа моей новой невесты. Потом я по пьянке разбил хозяйскую машину, катая его дочурку. И концу второго года моей работы был должен ему, как земля колхозу…

У Оли, мне звонила мама, тоже жизнь не задалась. Муж ее оказался алкоголиком и бабником. После того, как она застала его пьяного с подругой в собственной постели, ушла из его дома. Была беременна, но из-за того, что муж заразил ее какой-то инфекцией, потеряла ребенка на большом сроке и едва не наложила на себя руки. Подала на развод, которого муж ей не дает.

Я слушал мать и совсем не жалел Олю. Я радовался ее страданиям. Мне хотелось, чтобы ей было больно, очень больно. Так же, как мне, когда я узнал о ее замужестве.

Поздней осенью у моей мамы был юбилей. Она решила отпраздновать с размахом и собрать всех родственников, всех друзей. Пригласила меня с кем-нибудь из моих товарищей. Пригласила и тетю Галю вместе с дядей Борей и Олей.

И тут меня словно переклинило: вот он, шанс отомстить! Я кое-что приготовил и заявился в наш городок на несколько дней раньше намеченного юбилея. Потом купил букет и поехал к Оле. Подарил цветы и попросил сходил куда-нибудь вместе, чтоб поговорить. Она согласилась.

Я устроил ей незабываемый вечер. Вытягивал из нее скупые рассказы о замужней жизни, угощал всем, что только мог предложить самый лучший ресторан, подливал вина и говорил, что все, что с нами обоими случилось, было просто ошибкой, намекая, что неплохо было бы опять начать отношения. Говорил ей, что люблю. Спрашивал, любит ли меня она. Она любила…

Под конец вечера я сделал все, чтобы попасть в ее постель. Цель у меня была самая простая: переспать, если получится, несколько раз. Сломать этот проклятый «невинный цветок», измазать его грязью. Заделать этой шалаве ребенка, если повезет, опозорить ее перед всеми и бросить. Но меня ждал «облом». Оля, которая еще минуту назад доверчиво прижималась ко мне в салоне такси, вдруг подняла голову и сказала: «Нет. Я так не могу. Я тебя очень люблю, но спать с тобой не буду, пока не получу развода. Не хочу больше грязи в своей жизни». И, как я не пытался ее «уломать» – ничего у меня не вышло…

Домой я ехал в ярости, утешая себя тем, что у меня есть план «Б».

Наступил день юбилея. Оля, полная новых надежд, вместе с родителями появилась у меня на пороге. И столкнулась там с Лилечкой, которую я громко представил, как свою невесту и будущую супругу.

Оля побледнела, но ничем не выдала себя. Вежливо села туда, где ей указали, и была тихой и вежливой до самого начала танцевальной части банкета. Зато на танцполе это была невероятная женщина. Она танцевала как богиня, извиваясь всем телом, точно змея: дразнившая, манящая, гипнотизирующая. Мужчины рвали ее друг у друга, чтобы пригласить на медленный танец, постоянно заказывая нанятым музыкантам «еще один «медляк».

После очередного танца, когда весь зал стоял, разинув рот, Ольга подошла ко мне и, вытянув меня за руку на улицу, где никого не было, спросила: «Что ты делаешь с нами? Чего ты добиваешься?»

И меня «прорвало». Я вывалил ей все: свое презрение ее предательству и ее замужеству, свою ненависть, свой план ее соблазнить, свое желание унизить ее, пригласив на юбилей Лилечку. Оля спокойно слушала меня, а потом вдруг сказала: «Но ты же не любишь ее. Зачем же собираешься жениться?»

Я сник, но, собравшись с мыслями, опять вывалил ей порцию информации, рассказав о своем желании стать богатым, вырваться из нашей вечной провинциальной нищеты. О своем желании войти в «высшее» общество, иметь власть и деньги, большие деньги, и так же презрительно смотреть на людей, как смотрел на меня отец моей «невесты».

А потом, видно водка окончательно развязала мне язык, я сказал самое главное: «Знаешь, даже все это, вместе взятое, не заставило бы меня жениться на Лильке. Она шлюха, я для нее – игрушка. И я ее презираю за это, за то, что она меня купила. Но я должен ее отцу миллион триста тысяч. А у меня нет таких денег. И, если я не отдам их ему, да еще и откажусь жениться, меня просто убьют. Они ж натуральные бандиты…»

Ольга вдруг задрожала всем телом и схватила меня за плечи, начав говорить быстро-быстро, словно боясь не успеть: «Степ, ты чего молчал? Ты чего все это столько терпел? Как вообще ты мог дойти до всего этого? Ты?..

Я тебя люблю и я спасу тебя! У меня есть миллион (сумма до деноминации – прим. Авт.). Я работала, и ничего не тратила на себя, я отпускные получила, а жила все это время за счет родителей. Мама сказала, чтоб я собирала, мало ли, на что пригодится, после всего, что со мной случилось. Я отдам тебе этот миллион! А триста тысяч ты у своих родителей возьмешь – ну неужели они не найдут, чтобы тебя «выкупить»? Да мама твоя все перевернет, если захочет. Решайся же, ведь мы можем все начать сначала! Быть вместе!» Я смутился, ответив, что мне нужно подумать, как лучше поступить, чтобы никто не пострадал. Оля ушла, пообещав подождать до утра.

Вы не представляете, какая это была ночь! В голове у меня был полный сумбур, и, словно в стихотворении Лермонтова «Бородино», «смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий»… Я вспоминал Олю в белом сарафанчике. Вспоминал Питер, вспоминал свою боль, когда узнал, что она вышла замуж. Вспоминал свои вечеринки с Лилей, как мне нравилось «козыряние» и «лебезение» со стороны остальных охранников, которые еще вчера были просто моими товарищами. Вспоминал, как мне нравится богатая, сытая, обеспеченная жизнь, как я привык жить, ни в чем себе не отказывая, пусть и в золотой клетке…

Утром я даже не вышел из комнаты, чтобы попрощаться с Олей. Передал через мать, что у меня есть новая невеста, и потому пусть все останется, как было. Я выбираю Питер.

Прошло двадцать лет. Моя жизнь не задалась. Я так и не стал богатым. Лиля, наигравшись, просто вышвырнула меня, как использованную вещь. Был второй брак. Потом – третий. Все три жены гуляли от меня направо и налево. От всех браков – два ребенка. Дочку, от Лили, я почти не вижу. Она меня презирает, я не из ее круга. А младший сын, от третьей жены – хоть и маленький, ругает меня, когда я с похмелья еду «таксовать».

Мама через несколько лет рассказала мне, как Оля, приехав с празднования юбилея домой, вытянула во двор все письма, все фотографии, все вещи и подарки, оставшиеся как от меня, так и от ее мужа, и устроила из всего этого добра большой костер. Долго сидела у огня и молча глядела на пламя, пока оно не погасло. А потом собрала пепел и выбросила его в мусор. Еще через полгода она уехала куда-то на юг, к родственникам.

Я тайно искал Олю все эти годы. Просто узнать, где она, как, что с нею случилось. И я нашел ее у вас, в селе Покровском. Она замужем, у нее двое детей. Муж ее просто обожает. Как впрочем, и все мужчины вокруг. И, хоть некоторые говорят о ней нехорошее, думаю, это сплетни от зависти. Не такой она человек, чтоб хвостом вертеть, сам когда-то убедился. Она вообще – «не такой человек»…

А вот подойти к ней и заговорить так и не решился, несмотря на свое желание. Стыдно было…

Сейчас обратно в Питер возвращаюсь. И, хоть нет у меня больше ни одной фотографии Оли – когда-то Лилька отобрала – мне и не нужно. Закрою глаза и девочка в белом сарафанчике с бантиками на плечах улыбается мне из-под вишен…

Дмитрий Иловайский

Все статьи

Комментарии пользователей

ОтменитьДобавить комментарий

Ваше имя:
Комментарий: