зеленушка
Версия для слабовидящих
Слушать
«FM на Дону»
105.2 FM
Смотреть передачи
ТК ПРИМИУСЬЕ

«Я была и акушером-гинекологом, и терапевтом, и хирургом, и педиатром, и лором – всем…»

В каждом селе есть люди, которые являются его гордостью. В селе Политотдельском Матвеево-Курганского района такой знатный человек – доктор Нина Алексеевна Коренько, отдавшая восьми населенным пунктам района и их жителям тридцать лет своей жизни…

Мы встретились с Ниной Алексеевной, чтобы поговорить с нею о жизни: о том, какова была медицина раньше и сейчас; в чем причина многих тяжелых недугов у нашего населения и как сделать так, чтобы и через шестьдесят лет жизни быть уверенным, что не зря посвятил себя селу и его людям…

Как все начиналось

– Врачом стала потому, что у меня родители были врачами: и папа, и мама. А родилась я в Сибири. Там работали мои родители. Папа умер в 1940 году, после того, как оккупировавшие Маньчжурию японцы устроили какую-то диверсию, применили что-то отравляющее: в госпитале, где работал мой отец, вместе с ним было четыре хирурга, и все они в течение полугода умерли. Как и папа... И все – от рака желудка. Так что с 1940 года мама нас одна воспитывала, нас у нее было трое детей: две дочери и сын.

Когда мне было 11 лет мы, переехали из алтайской Белокурихи в Кисловодск. Маму командировала туда Москва для поднятия курортного дела. Мы приехали в Кисловодск в марте 1945 года, и курорта там еще никакого не было. Были только одни военные госпитали. Это потом уж из них стали строить санатории для простых людей. В Кисловодске же я закончила «женскую школу» и в 1953 году поступила в Ростовский медицинский институт. Окончила его в 1959-м, получив назначение в село Политотдельское, куда приехала на работу 9 сентября. Осенью будет 60 лет, как я здесь живу. Из этих шестидесяти 30 лет я была врачом Политотдельской участковой больницы.

До того, как я сюда приехала, здесь была маленькая больница, десятикоечная. Чтобы меня не испугать раньше времени, больницу спешно перевели в новое здание бывшей РТС. Так что я приняла больницу, в которой было уже 20 коек и роддом.

Но здание это было совершенно особенным: в одном крыле его по-прежнему располагался инкубатор. То есть, в одном углу женщины рожают, в другом – цыплята вылупляются… И ничего в больнице нет: ни водопровода, ни своей кухни нормальной, ни ванной, ни прачечной, ни туалета в помещении. Воду носили через дорогу, а хлеб и вовсе пекли на дому… Представляете, сколько наносить надо было воды, чтобы и поесть приготовить, и вымыть все, и перестирать? А тут еще инкубатор!

Так и началась моя борьба. Здесь тогда был огромный колхоз в 5 тысяч гектаров – «имени Ленина». В него входил почти весь мой участок: Политотдельское, Каменно-Андрианово, Турчанинов, Марьевка, Камышевка, Соколовка, Поповка, Бирючий… Все, кроме Новоандриановки – там был «Откормсовхоз». А председатель колхоза – это был практически царь и бог в своем хозяйстве. И вдруг какая-то пигалица приходит к такому председателю и заявляет: «Убирайте из больницы инкубатор! Это по санитарным нормам не положено!» Председатель со стула аж поднялся: «Еще чего придумала! Мне надо цыплят выращивать – я и буду их выращивать. Где я тебе другое здание найду? Все останется как раньше, – и баста!» Я: «Где угодно своих цыплят выращивайте, но в больнице вы это делать не будете! Убирайте по-хорошему, иначе будет по-плохому!» Он говорит: «Ты что, мне угрожаешь!?» Я отвечаю: «Как хотите, так и понимайте. Но инкубатора в больнице, пока я здесь работаю, не будет!» Я в итоге прошла всё и дошла до самого верха, но инкубатор, в конце концов, из больницы убрали. Дальше началась борьба за воду. А ну-ка натаскайся воды на 20 больных плюс роддом! Сначала правдами и неправдами добилась, чтобы во дворе больницы выкопали колодец – уже не таскать воду черед дорогу. Потом водопровод выбила. За тридцать лет моей работы мы с коллективом эту больницу полностью преобразили. Воду провели, водопровод. Появились у нас и ванные, и туалеты, чего раньше отродясь не было. Кухня появилась большая, прачечная, столовая. Хорошая кладовая.

А тогда, в самом начале, жизнь была просто ужасной с точки зрения удобств. У меня, например, была двуколка, на которой меня возил кучер по моему участку. Но вот от Каменно-Андрианово до трассы Таганрог-Матвеев Курган в распутицу проехать было практически невозможно: там были сплошные топи! Если я утром уезжала в район – то это на весь день, дай бог к вечеру вернуться по такой дороге… Грузовики проехать не могли – не то, что двуколка… В Политотдельском только три здания на все село и были каменными: школа, двухэтажный восьми квартирный дом и контора РТС. Остальное – это хатки-мазанки. Все село – хатки… И почта, и сельпо, и контора! Это потом уж стали потихонечку строить настоящие дома. Мазали их, помню, всей деревней друг дружке. Весело было! Это очень запомнилось еще с молодости: в деревне было весело жить. Люди были добрые и очень друг другу помогали...

 

Особенности сельских реалий

Участок у меня, как я уже сказала, был большой: 5700 человек населения, из них 1000 – дети. Я была выпускницей лечебного факультета. А значит, это было «всё»: я в Политотдельской больнице была и акушером-гинекологом, и терапевтом, и хирургом, и педиатром, и лором – всем. И за все мне платили полторы ставки. Больше было нельзя…

Конечно, аппендицит оперировать – это в Матвеев Курган везли. А чиряки вскрывать, раны зашивать – это мое. Не говоря уже о лечении больных желудков, печени, почках и прочем. И дети с их детскими болезнями мои все тоже были.

Роддом в селе просуществовал не так долго. Но меня, к моему неудовольствию, заставили ко всей прочей нагрузке еще и аборты делать. Как я ни открещивалась от них. Тогда было что: аборты запрещали, поэтому женщины сами их делали друг дружке подпольно, бог знает в каких условиях и неизвестно как. С кучей осложнений, а то и вовсе вопиющих случаев. Я знаю женщин на своем участке, которые по четырнадцать-пятнадцать нелегальных абортов в свое время сделали. И вот после всего, когда такие женщины попадали ко мне в больницу, мне приходилось спасать им жизнь и «чистить» уже легально. Причем, аборты приходилось делать уже поздно вечером, после того, когда проведу прием всех заболевших и обход всех лежащих в стационаре. Пока один сделаешь, никаких сил уж нет. Ни физических, ни моральных. А их – и не один бывало.

Считается, что гинекологи получают выгоду от абортов и зарабатывают на них. Для кого-то так, может, и было. А для меня аборты всегда были ярмом. Приехал ко мне как-то главврач из ЦРБ, начал «проверять» мою заинтересованность в этом вопросе: сказал, что у меня несоответствие абортария всем требованиям, которые предъявляются к таким помещениям. Он думал, что аборты – это мой хлеб. А я и говорю: «Правильно, закрывайте. И мне легче будет – для меня это очень тяжело. Вы мне очень облегчите жизнь». Он сразу на попятный пошел: «Я не закрываю». А я ему: «Вы уже сказали, что закрываете. Так что закрывайте». Так, наконец, и закрыли абортарий, забрав всех женщин в район. И я вздохнула спокойнее.

Полевые станы везде по участку – и все они были мои. И во время уборки я везде была, проверяла, чтоб не было отравлений. Ругалась, как кого и чем кормят, почему пищу готовят неправильно, почему мяса не додают. На полевые станы и санэпидстанция ездила, не только я. Но у санэпидстанции-то всегда все хорошо было. А меня в полях боялись как огня… Однажды случай был, на одном полевом стане котлеты не пропарили, как положено. И началась у механизаторов дизентерия. Приходят ко мне четверо: «Что-то не так, у нас у всех животы болят». Я: «Что ели?» Они: «Котлеты на бригаде». Я – в стан, разнос им устроила такой, что аж гай шумел. Приехала в колхоз и Валентина Михайловна Донченко, мы с ней очень хорошо работали. Она умная и строгая женщина была. И мужики ее во всем районе тоже все боялись, как огня. Посмотрела она на то, что на полевом стане творится: поварихи хором плачут, и говорит: «Нина Алексеевна, да не ругайте Вы их уже. Они и так уже все поняли!».

Как лечили и чем не болели

Ивана Фёдоровича Атаманова – главврача нашей ЦРБ – я вспоминаю с огромной благодарностью, при нем в районе начался рассвет медицины. Он мог и отстоять человека, и договориться, чтобы что-то достать для больницы, и сам был очень хорошим специалистом. При нем в районе впервые провели огромную работу по диспансеризации всего населения. И массово стали профилактически пролечивать тех, кто нуждался в лечении, весной и осенью. Многие люди, кстати, до сих пор вспоминают об этом времени. Наш район гремел тогда в плане уровня развития медицины. К нам постоянно приезжали из области, в том числе из областной больницы – опыт перенимать. Вот что нам тогда удалось создать! А развалить созданное – развалить всегда очень быстро и просто…

Болезни населения что тогда, что сейчас – теми же самыми были. В этом люди не поменялись нисколько. А вот онкологии тогда было значительно меньше. Все началось точно после того, как случился Чернобыль. Вот тогда рост и начался… Это сейчас мы уж задним числом узнаем, что Матвеево-Курганский район был в самом центре событий, так сказать. А тогда же все «все хорошо, прекрасная маркиза». И все прекрасно, спите спокойно. Хотя мы сразу ощутили: до этого в нашем районе очень хорошо росли огурцы. А в тот год в одно прекрасное утро все встали: а огурцы буквально сгорели... С тех пор они у нас нормально и не растут. И, сколько мы, медики района, не поднимали тогда этот вопрос, нам все время отвечали: «Не стоит вам в это дело лезть». Ни измерять радиацию нам не давали, ничего. Все должно было быть шито-крыто…

Честно говоря, у государства мало что поменялось в отношении к социальной сфере. Как финансировалась она по остаточному принципу, так и финансируется. Денег как сейчас не дают на медицину в достаточном количестве, так и тогда не давали. Что выпросишь в колхозе – то и твое. Ремонт делать – своими силами. Сколько лет мы тут работали – и я, и медсестры, и санитарки, и повара – все делали своими руками. Красили, штукатурили, мазали, белили, - все сами. Причем, здание было высоким, трудно было его в порядке содержать. Но все сами…

Уважали ли меня сельчане? Я думаю, что да. Но медики на селе для любого начальства что сейчас, что тогда – это обслуживающий персонал. Сколько мы ездили на поле всей больницей! Придут, разнарядку дают – идите полоть! Идите овощи убирать! Я говорю: «А в больнице кто останется, если у меня все люди работают посменно? Кто здесь работать будет?» А никого не волнует, как будет больница функционировать… И мне постоянно в лицо: возглавить вы должны сами, что вы за руководитель такой! Я – раз сходила, два – сходила. А руки-то какие после полевых работ становятся, сами понимаете! А мне этими руками потом у женщин роды принимать, аборты делать и швы накладывать! И я сказала: «Знаете, что – идите в свое поле сами! Вы за меня операцию потом делать не будете. А я с такими руками оперировать не смогу!» Отстали в итоге. Но побороться с начальством мне пришлось очень много…

Но обычно я с начальством все-таки находила общий язык. Но из всех председателей мне хочется отметить Покудина Олега Михайловича. Который помогал больнице больше всех. Всегда помогал… И еще Заикина Александра Михайловича из Новоандриановки, из «Откормсовхоза» с чистым сердцем вспоминаю. И асфальт, и столовая, и мебель, и даже холодильник – все это его была заслуга…

 

Как сводили с карты села

А самое плохое – уже тогда, при Советской еще власти – начали давить село. Сначала закрыли мелкие школы: в Бирючьем, в Камышевке, в Петровке, Каменно-Андриановке, Турчанинове. А закрыли школы – тут же люди начали разбегаться. Потом медпункты закрыли в Бирючьем, в Петровке, в Турчанинове, в Поповке – и люди оттуда вообще рекой потекли…

Потом до того дошло, что начали и к больнице в Политотдельском подбираться. И делать это стали с помощью санэпидстанции. Там где роддом раньше был – более старым было крыло здания. Естественно, в нем были проблемы, там требовался капитальный ремонт. Так что тут же, естественно, было найдено несоответствие здания больницы требованиям к санитарному состоянию больниц. И тут же начались предписания о том, что больницу надо закрывать. Я в позу встала: «Вы не закроете эту больницу. Я беру отвественность за нее на себя». Они мне: «Как хотите. Но если тут что случится – вы и будете отвечать. Пойдете под суд». Я: «Да я под угрозой под суд пойти с первого дня в Политотдельском живу. Мне уж столько раз этим угрожали, что я со счета сбилась».

После этого дня, когда ее впервые закрыть хотели, Политотдельская больница еще десять лет просуществовала. Как раз все то время, пока я там работала.

Я тогда же подняла еще один вопрос: раз вас не устраивает состояние здания больницы в селе – стройте мне новую! И ее даже начали строить: новое кирпичное двухэтажное здание напротив старого.

Лишь немножко я не успела… В 1990 году я ушла на пенсию и Валентина Михайловна Донченко, мне сказала: «Ну все, не будет новой больницы в Политотдельском. Не станут они ее достраивать». И как в воду глядела. Новое н недостроенное здание простояло лет десять. Пока его не разобрали на кирпичи. Под предлогом того, что, мол, возможно обрушение…

 

О личной жизни

О личной жизни я говорить не хочу. Жизнь у меня сложилась очень тяжелая. И вся она была в заботе и в работе… Но из дома я всегда выходила, оставляя все под крышей. Приходила в больницу – и это была совсем другая жизнь. Я была врачом, который должен лечить, спасать, вселять силы в других, независимо от того, что у меня самой на душе. Никто не должен был понять, что у меня дома и как мне самой тяжело…

А работа у меня не заканчивалась сутками. Уходила я к восьми, а возвращалась, как получится. К вечеру едва живой от усталости идешь домой и не знаешь, что тебя ночью ждет. У меня и недоваренной еды великое множество пропало, и перекисшего теста куча выброшена была, и праздников куча испорченных. Как-то на 8 марта звонит из конторы «Откормсовхоза» молоденькая фельдшер, что у них в Новоандриановке роды на дому. Сами понимаете, что это значит. Я ей: «Роды на дому? А ты где? Ты почему в конторе у телефона, а не с роженицей?» Ну, так это ж мне по бездорожью и грязи непролазной надо было сначала попасть из Политотдельского в Новоандриановку, там организовать помощь и отправку роженицы в больницу. А потом, уже к вечеру, вернуться обратно. Вот такое «Восьмое марта»!

Так что, если бы у меня спросили, под каким лозунгом я всю жизнь прожила, я бы ответила: «Я любила людей и делала все для людей». Честно говоря, до семидесяти лет я сомневалась, правильно ли поступила, что отдала одному селу всю себя и всю свою жизнь. Каюсь: был у меня очень неприятный осадок на душе, как и у многих пенсионеров, что прожила я жизнь, и никто этого не оценил. Но когда через пятнадцать лет после моего ухода на пенсию все село в доме культуры отмечало мое семидесятилетие – и простые люди, и руководители, – тогда я впервые в жизни почувствовала, что прожила не зря. И не зря отдала Политотдельскому и его людям всю свою жизнь…

Елена Мотыжева

 

Все статьи

Комментарии пользователей

ОтменитьДобавить комментарий

Ваше имя:
Комментарий: