Письмо в столицу Княгине Татьяне Алексеевне

*** Писано проездом из Санкт-Петербурга в Севастополь 3 дня 8 месяца **20 года

 Всемилостивейшая государыня моя Татьяна Алексеевна!

 Имею счастие представить Вашему сиятельству мою историю с выражением в ней самой глубочайшей моей признательности за Ваше высочайшее покровительство и великодушное милосердие к отечественным больницам для бедных и лечимых безденежно. Полагаюсь на Ваше милостивое расположение к Автору гораздо более, нежели на достоинства всего им изложенного.
 Итак, лета седьмого месяца **20 года попал я в больницу уездного городка N на юге страны с прострелом в пояснице – видно, растрясло в дорожной карете. Поместили меня, как лицо сановное, седьмым человеком в отдельную благоустроенную шестиместную палату. Чему я, конечно, изначально несказанно противился – очень мне хотелось, по недомыслию моему, полежать вместе с людишками низкого происхождения в коридоре. Ибо слышал я, покуда оформляли все мои бумаги, что наставленные вперемешку в коридорах мужские и женские койки очень располагают больных к дружескому общению и непринужденному веселью. Вследствие чего я и решил, воспользовавшись болезнью своей, инкогнито узнать, чем дышит простой народ. Однако, государыня моя, в данной пустяшной просьбе – получить койку в коридоре среди простых крестьян и рабочих мануфактур – мне было отказано под предлогом того, что я – пациент другого отделения. И уложили меня, как я уже сказал, седьмым в комфортабельную шестиместную палату.

 О чем я, Ваше сиятельство, каюсь, ни разу не пожалел! Под Вашим всемилостивейшим покровительством, в больницах для бедных и лечимых безденежно нынче такие порядки, что всех, без различия полов, кладут теперь в одну палату! Так что из мужчин, кроме меня, еще лежали в этой палате два убеленных сединами старца, передвигавшихся с палочками. (Один из них, судя по виду, недавно приехал к родственникам из какого-то горного селения, не владел нашим великим и могучим русским языком и почти не разбирался в тонкостях нашего менталитета, вследствие чего испытывал небольшой культурный шок). Так же лежали в моей палате и женщины – четыре почтенных седых матроны преклонного возраста. По их собственному признанию, – уважаемые матери местных семейств. Две из них, увы, были, вследствие состояния здоровья, совершенно прикованными к постели, так что приходилось приносить им судно, после его вынося…

 Ах, матушка моя, милостивая государыня Татьяна Алексеевна! Каких только благолепостей я не смог узреть в этой палате за время своего лечения! Ни в каком сне не снилось мне ранее, что буду я иметь счастие ежедневно, на протяжении десяти дней, видеть переодевающиеся под вечер в ночные рубахи и чепцы тела четырех семидесятилетних граций и их перси, отвисшие до середки живота! А какой глубокий прилив чувств я испытал, узрев, как они меняют свои кружевные панталоны! Не говоря уже о систематической процедуре использования при мне постельного судна двумя из этих благочестивых старушек. Каюсь, Ваше сиятельство, ни разу не повел я себя недостойно – и, как истинный дворянин, прилагал все усилия, чтобы не вводить своих соседок в смущение. А посему в момент использования судна, превозмогая боль, вставал, сворачивал завалявшуюся с давних пор в палате газету «Ведомости» в трубочку и начинал бить ею мух, коих по жаркому летнему времени массово привлекали в открытые окна благодатная прохлада и благоуханные запахи из-под судна…

 Каюсь, матушка, и в том, что поначалу позволил себе усомниться в мудрости Вашего покровительства этим богоугодным заведениям, вследствие которого в них оптимизировали до предела должности санитарок, ночами и на выходных выносить благоухающие судна из-под старушек приходится теперь либо нам, их болящим соседям, либо сестрам милосердия! Слышал я, господи прости, что сестрам милосердия, ставящим больным уколы и капельницы, категорически запрещено, чтобы не марать руки, выносить судна с нечистотами из-под лежачих больных. Но ведь и впрямь правы Вы в неизъяснимой мудрости своей – главное, создать для такого нарушения условия, изгнав из больниц большую часть всяких никчемных санитаров-бездельников! А уж если попадутся что-либо нарушившие сестры милосердия – их завсегда наказать можно. Ну, или можно больных из этой же палаты официально обязать чужие судна выносить. А что? Вот для меня с моим прострелом – какая-никакая, а все-таки лечебная физкультура была. Бесплатная к тому же! А то гляди ты: лечат этих неблагодарных больных бесплатно, а они вместо благодарности (по секрету скажу) всячески костерят Ваше безысходное милосердие! Так что пусть выносят соседские судна, не переломятся! Я ж носил!
 Огромное мое мерси, матушка моя, и за то, что держите всех этих медицинских проходимцев из первичного звена в черном теле, вынуждая считать каждую копейку! Так их и надо! Жаль, что не дустом, дустом! Случай яркий Вам расскажу. У больницы, как Вы и велели, договор заключен со службой, что тараканов травит раз в месяц. А тараканов, я Вам скажу, Ваше сиятельство, в больнице – как слив на ветках! Так и скачут, так и шныряют, так и ползают! Пешком, можно сказать, в дневное время по столу бегают – а уж ночью так и вовсе не стесняются! К Марфе Антуфьевне – это старушка лежачая, которая, в судно, можно сказать, залезть не постеснялись, ироды. Говорю по недомыслию своему, забежавшей редкой санитарочке: «Вам бы тут тараканов потравить! Видите, у почтенной женщины уже глаз на нервной почве дергается? Не ровен час, кондрашка хватит!» А она мне: «У нас официальный договор – один раз в месяц тараканов травят. А нынешнего месяца еще только половина прошла». «Ах, простите, – говорю, – и верно, непременно нужно подождать еще пару недель: тараканы ж, как и сливы, дозреть должны!» А потом подумал-подумал: а ведь у больницы, верно, и денег нет, чтоб тараканов незапланированно в два раза чаще травить за бюджетные деньги! Вон, как эти тараканы из-за тесноты плодятся! Тут людям оптимизированных койко-мест не хватает, в коридорах кладут – а я о тараканах пекусь, низкая душонка…

 Хотя, с другой-то стороны, Ваше сиятельство – и тут, раскинув мозгом, признаю: правы Вы были со своей оптимизацией! Ведь, ежели мы количество-то больниц и коек в них уменьшим – так и болеть-то, стало быть, подлые эти людишки начнут меньше, поздоровеет Россия! Ведь всяк из них через пару-тройку болезней поймет: ежели все-таки продолжит упорствовать, и все-таки сможет пробиться на койку в больнице для бедных и лечимых безденежно – ему тут не курорт. И неча носом крутить, от старушек без панталон отворачиваться и тараканов в разбитых тумбочках считать! Сам виноват: не следил за собственным здоровьем, не стоял в грандиозных очередях на диспансеризацию, на дорогие лекарства не тратился. Пил, ел что попало, слишком много нервничал – вот и не с кого, кроме себя спрашивать!
 А что врачей в больницах нехватка – так тоже ни к чему на зеркало пенять: сколько своих детей за последние годы людишки низкого сословия в учебу отдали? Еще и жалуются, что, мол, на презенты профессорам не заработали. Вот ведь, до чего жадные люди нынче пошли! Всякому понятно: ежели рожей не вышел, а хочешь в университетах учиться, – так хоть барашка зарежь, а подари радость доброму человеку! Ан нет, не понимают своего счастья, матушка! Надо бы еще и в бесплатных школах инкогнито посмотреть, чему там народ эти учителя-дармоеды учат… Однако ж и я, государыня моя, успел приуныть за курс лечения. Все пшенка да синий макаронный суп – оно, конечно, опять экономия государственная. Но ведь уже и блеять хотелось к концу лечения на таких-то харчах, без поддержки родственников! Даже лишняя порция хлебушка от доброй раздатчицы Валентины Захаровны не спасала…

 И в итоге, каюсь, записал я на свой мобильный телефон целый видеорепортаж из этой больницы. И про старушечьи панталоны с растянувшимися персями в метре от моей кровати. И про выносимое сестрами милосердия судно, где плескались Марфы Антуфьевны продукты жизнедеятельности. И про то, как я бил мух, пока тараканы устраивали плац-парад на моей тумбочке, воруя из тарелки последнюю макаронину. И про путь к туалету сквозь смешанный строй женских и мужских кроватей в соседнюю комфортабельную палату – у них у единственных на весь этаж туалет работал... И, ежели Вы, Ваше сиятельство, благословите, то с сердечной радостью я это свое видео презентую в Администрацию незабвенного нашего Государя Императора и выложу на YouTube.
 Повергаю себя со всем семейством своим к Вашим стопам, Всемилостивейшая государыня! Вашего сиятельства всеподданнейший и верный раб

Николай
Залипупкин-
Перидерищенский

Все статьи