Слово «последнего пророка деревни»

 Нынешний год – юбилейный для великого русского поэта Сергея Александровича Есенина. Кто не знает Есенина? Его портрет в годы моего детства висел чуть ни в каждом сельском доме, претендующем на интеллигентность, – гораздо чаще, чем даже портрет Пушкина. Стихи Есенина – пусть хоть несколько строчек – процитировать сможет даже самый опустившийся разгильдяй, даже человек, которого разбудили среди ночи. Хоть одна его песня, но обязательно прозвучит на любом застолье, даже на том, где собираются совсем не умеющие петь люди...

Портрет поэта в советское время
украшал сотни тысяч домов

Что же такого знал о нашей России крестьянин Есенин, что запал в глубины простонародной русской души даже глубже, чем вознесший русское слово на недосягаемую высоту дворянин Пушкин? Почему есенинские стихи трогают гораздо острее других и всегда вызывают в груди какое-то щемящее чувство любви и боли? Может быть, так любит и болит душа всей России? Талантливая, молодая, светлая и могучая, точно река, кипучая душа России, способная, как и поэт Есенин, на самые передовые в мире авангардизм, новаторство и революционность, на величайший мире труд и на величайший в мире подвиг! Но постоянно вынужденная втискиваться всей своей ангельской огромностью и белоснежностью в никчемное серенькое тело смиренности и «кабы чего не вышлости», веками прозябая во мраке грязи, нищеты и невежества? Втискиваться в то самое убогое тело, в котором «Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины»? Может быть, это великая, чистейшая душа народа России: непонятая, недооценённая, осмеянная и гонимая отовсюду, словно опустившийся кабацкий забулдыга Сергей Есенин, – болит в стихах великого русского поэта никем так и не востребованными любовью, добротой и мудрой силой?

Есенин читает стихи своей матери

Крестьянский мужик, до тонкости с молоком матери впитавший и постигший суть гениальной красоты жизни и всего, что живет и существует под солнцем: ощенившейся суки, опавшего клена, принакрывшейся снегом березы или «голубой кофты с синими глазами», которой он «так и не сказал правды»… Умница, несомненный талант, всероссийского масштаба глыба! Полное понимание и приятие того, что мир, в котором он родился и вырос, должен поменяться к лучшему, ибо по-старому больше жить невозможно, и четкое понимание в этих изменениях своего места – пророка, ведущего свой народ навстречу свету и правде новой страны – Инонии: «Уведу твой народ от упования. Дам ему веру и мощь, чтобы плугом он в зори ранние распахивал с солнцем нощь. Чтобы поле его словесное выращало ульями злак, чтобы зерна под крышей небесною озлащали, как пчелы, мрак».

И тут же – словно вдруг оступился, испугавшись собственной силы, когда это движение все-таки началось. Словно вдруг усомнился в подаренном Богом таланте быть именно пророком – плотью от плоти своего народа – и именно в этой стране: «Вот так страна! Какого ж я рожна орал в стихах, что я с народом дружен? Моя поэзия здесь больше не нужна, да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен. Ну что ж! Прости, родной приют. Чем сослужил тебе — и тем уж я доволен. Пускай меня сегодня не поют – я пел тогда, когда был край мой болен». После такого внутреннего надлома пророку, переставшему чувствовать себя пророком, «осталась одна забава: пальцы в рот – и веселый свист», над которым до сих пор торжествуют те, кто веками «огня золотого залежи разрыхлял киркою воды», заявляя нечто вроде: «Его пример – другим наука». И пряча, пряча от мира Божьи искры, затаптывают их ногами и засыпают отжившим свое хламом и мусором…
Но слово настоящего Пророка, даже разуверившегося в себе к концу жизни, даже погибшего на своем поприще, – живое слово. И потому оно обязательно прорастет в нашей России, заполнив собою пространство от земли до небес: «Говорю тебе – будет время, отплещут уста громов. Прободят голубое темя колосья твоих хлебов. И над миром с незримой лестницы, оглашая поля и луг, проклевавшись из сердца месяца, кукарекнув, взлетит петух […]. Новый на кобыле едет к миру Спас. Наша вера – в силе. Наша правда – в нас!»

Елена Мотыжева

Деревенские стихи Есенина

Дом Есенина в селе Константиново на Рязанщине

 

    Сорокоуст (отрывок)
    Видели ли вы,
    Как бежит по степям,
    В туманах озерных кроясь,
    Железной ноздрей храпя,
    На лапах чугунных поезд?
    А за ним по большой траве,
    Как на празднике отчаянных гонок,
    Тонкие ноги закидывая к голове,
    Скачет красногривый жеребенок?
    Милый, милый, смешной дуралей,
    Ну куда он, куда он гонится?
    Неужель он не знает,
                      что живых коней
    Победила стальная конница?
    Неужель он не знает,
    что в полях бессиянных
    Той поры не вернет его бег,
    Когда пару красивых степных россиянок
    Отдавал за коня печенег?
    По-иному судьба на торгах перекрасила
    Наш разбуженный скрежетом плес,
    И за тысчи пудов конской кожи и мяса
    Покупают теперь паровоз.
    Черт бы взял тебя, скверный гость!
    Наша песня с тобой не сживется.
    Жаль, что в детстве тебя не пришлось
    Утопить, как ведро в колодце.
    Хорошо им стоять и смотреть,
    Красить рты в жестяных поцелуях,—
    Только мне, как псаломщику, петь
    Над родимой страной “аллилуйя”.
    Оттого-то в сентябрьскую склень
    На сухой и холодный суглинок,
    Головой размозжась о плетень,
    Облилась кровью ягод рябина.
    Оттого-то вросла тужиль
    В переборы тальянки звонкой.
    И соломой пропахший мужик
    Захлебнулся лихой самогонкой.
                                      (1920 г.)

     Нивы сжаты, рощи голы...
     Нивы сжаты, рощи голы,
     От воды туман и сырость.
     Колесом за сини горы
     Солнце тихое скатилось.
     Дремлет взрытая дорога.
     Ей сегодня примечталось,
     Что совсем, совсем немного
     Ждать зимы седой осталось.

      Ах, и сам я в чаще звонкой
      Увидал вчера в тумане:
      Рыжий месяц жеребенком
      Запрягался в наши сани.
                                      (1917 г.)

     Я красивых таких не видел
     Я красивых таких не видел,
     Только, знаешь, в душе затаю
     Не в плохой, а в хорошей обиде —
     Повторяешь ты юность мою.
     Ты — мое васильковое слово,
     Я навеки люблю тебя.
     Как живет теперь наша корова,
     Грусть соломенную теребя?
     Запоешь ты, а мне любимо,
     Исцеляй меня детским сном.
     Отгорела ли наша рябина,
     Осыпаясь под белым окном?
     Что поет теперь мать за куделью?
     Я навеки покинул село,
     Только знаю — багряной метелью
     Нам листвы на крыльцо намело.
     Знаю то, что о нас с тобой вместе
     Вместо ласки и вместо слез
     У ворот, как о сгибшей невесте,
     Тихо воет покинутый пес.
     Но и все ж возвращаться не надо,
     Потому и достался не в срок,
     Как любовь, как печаль и отрада,
     Твой красивый рязанский платок.
                                           (1925 г.)

 

 

 

Все статьи