.jpg)
.png){kind=icon}
.png){kind=small}
Владимир Москаленко: «Горжусь, что верю, люблю, пишу»
Владимир Москаленко: «Горжусь, что верю, люблю, пишу»
Владимир Николаевич Москаленко — один из самых известных в Примиусье писателей и бардов. Вначале девяностых областная газета писала о нем, сравнивая с М.Шолоховым. Высококвалифицированный рабочий, с которым директор одного из заводов уважительно здоровался за руку; отличник таможенной службы, один из лучших среди восьмисот сотрудников; подполковник в отставке, член союза журналистов; автор двух серьёзных романов, десятка рассказов и множества песен — он согласился рассказать о себе и о том, какой интересной и многогранной была его судьба.
От Матвеев Кургана до Стаханова
Родился я в Матвеевом Кургане в 1950 году. И, в общем, в биографии моей всё заканчивается на «ся»: «Родился, учился, женился, трудился, состарился… Между ними только одно и есть иное, выпадающее из данного ряда: «Служил».
Окончил авиационный техникум — по специальности «Техник-механик самолётостроения». Работал и в конструкторском бюро, и высокого разряда рабочим-станочником, и бригадиром, и мастером цеха, и мастером производственного обучения в ремесленном училище. Многие заводы Таганрога отмечены в моей «Трудовой книжке»: «Металлургический», «Авиационный», «Красный Гидропресс»…
Женившись, поехал в Украину, Луганскую область, искать удачи в заработках и в приобретении квартиры, что было очень проблематично в то время. Там были заводы, новое военное производство, а специалистов не хватало. Показал себя с лучшей стороны, стал бригадиром. Моё имя и имена парней моей бригады занесены в «Книгу трудовой славы» города Стаханова (тогда Кадиевка).
Там я зарабатывал такие деньги, какие в то время можно было заработать, пожалуй, только в Сибири или на Крайнем Севере. Даже начальники цехов, сыновей своих, получивших высшее образование, в ученики ко мне устраивали — настолько престижно было, в то время, быть квалифицированным рабочим, притом, с немалым заработком. Там же, в Стаханове, я за свой труд и получил большую квартиру в новом доме — всего лишь за каких-то полтора года… Родились, одна за другой, две дочери — Анна и Инна.
Как я чуть не стал «антисоветчиком»
Писать начал я довольно рано. Где-то в седьмом-восьмом классе уже сочинял под гитару бардовские песни. В те годы миру явился талант В.С. Высоцкого, ставшего одним из моих кумиров. Естественно, в чём-то подражал ему. Причём, это были именно смысловые песни, а не просто лирика. Ещё я неплохо рисовал. В студенческие времена, признаюсь, даже «наваривал» малость на этом — на ватмане писал портреты сокурсников. Портреты девчонок, правда, рисовал и дарил. А вот пацаны расплачивались бутылочкой винца. Сам я, скажу честно, спиртным не злоупотреблял, ибо много занимался спортом, но в жизни всегда было и есть кого угостить… Так вот, у меня этого винца под кушеткой флигелька, где квартировал студентом, накапливалось иногда изрядно. И однажды этот запас даже выручил...
Дело в том, что я ведь не просто писал и пел под гитару свои песни, но и пытался подражать Высоцкому, — «подхрипывал» при исполнении. (Это было уже после службы в Армии). А жившие со мной на Таганрогской квартире-флигельке студенты эти песни (опять же, за бутылочку винца) записывали на магнитофон и, как я потом узнал, за деньги «толкали» своим знакомым, выдавая за новые песни Высоцкого. А поскольку качество записей бобинных магнитофонов того времени было далеко не лучшим, то им, с успехом даже, удавалось «втирать очки» этим самым своим знакомым. Таким образом, они однажды записали на «бобинник» очередную мою песню. Называлась она «О птичках и животных».
А через некоторое время являются ко мне два, прилично одетых, молодых товарища в штатском, показывают удостоверения сотрудников КГБ и спрашивают: «Ваша песня»? Отвечаю: «Моя. А в чём вопрос?» А они: «Мы её прослушали. В ней определяется антисоветскае тема». Удивляюсь: «Какая? Это же «Песня о птичках и животных»! Я вам её хоть сейчас напеть могу с комментариями. Они: «Ну, мол, сделай милость», а мы тебе укажем». Я же — возьми и предложи им навскидку: «Ну, раз такое дело, говорю, чё ж песню, «на сухую» слушать»… А с этими словами и выгреб из-под кровати запас своего вина!
Нормальные мужики оказались. Выпили со мной. Я и запел — с удовольствием даже. А там слова такие: «Я видел снегирей на снежной ветке…
Вы знаете, а даже симпатично…
Гораздо лучше смотрятся тех птах, что в клетке,
Хотя в той клетке кормят преотлично»…
Далее — о собаках: «Их ловят живодёры, дерут шкуры,
Над ними опыты и убежать нельзя,
Какие ж всё-таки собаки дуры,
Что человека выбрали в друзья»!
А далее: «Вот говорят, сколь волка ни корми,
Всё в лес глядит, да зубы свои вострит…
Так я за волка, черт меня возьми!
Пущай глядит, пущай туда он смотрит»!..
И люди в штатском меня на этих словах спрашивают: «Куда это твой волк смотрит? На кого это он зубы свои вострит? Какие это у тебя птички в клетке? Это какой там взмах крыла уж ими позабыт»? Что, мол, в виду имел я, «хрипя» под Высоцкого? Во, как вывернуть можно, оказывается! (Хотя, если честно, смысл в текст песни я, естественно, вкладывал.) Но, спасибо винцу, выручило: подобрели. Да и парнем, видать, неплохим я им показался. Ещё несколько песен своих спел. Говорят мне после: «Хороший ты парень, Володя! Но такими делами больше не занимайся. Во-первых, твои товарищи эти песни «толкают» под видом песен Высоцкого и тем людей обманывают. А во-вторых, сам знаешь, что за антисоветскую агитацию бывает». Вот так я чуть было не стал неугодным для моей любимой страны «антисоветчиком».
А вообще, дерзким был. В студенческие годы, помню, получил две двойки подряд (еле на курс перебрался). Первую двойку — за то, что вслух усомнился в формуле коммунизма: «От каждого по способностям — каждому по потребностям». А вторую двойку — за то, что усомнился, будто люди, по Дарвину, произошли от обезьяны. При этом настаивал, что коль нет прямых доказательств отсутствия Бога, то почему я должен сомневаться, что он есть? И вообще, мол, кто хочет считать себя произошедшими от обезьяны — пусть так и считает, а я, мол, волен считать себя созданием Божьим! Вот так…
Первый роман и потерянные двадцать тысяч
Первый мой роман «Вопрос последнего» вышел в свет в 1992 году. К тому времени я уже вернулся на Родину. Ностальгия так измучила, что даже квартиру в Украине оставил, не хватило терпения дожидаться покупателя. И так случилось, что на работе произошла со мной производственная травма. Я оказался на больничном, и у меня появилась масса свободного времени. Начал писать книгу, давно задуманную. Самое трудно — начать. Ещё труднее — начать удачно. С нескольких попыток — начал. И начал удачно.
Рецензентом моего романа был известный на Дону писатель и поэт Борис Куликов (ныне покойный). Он и рекомендовал меня Литсовету и в издательство. Роман вышел в свет. На мой счёт в банк пришёл гонорар. Я стал, можно сказать, богатым человеком. Мог купить одновременно и машину и квартиру. В областной газете статья проскользнула: «Родился новый Шолохов»...
Поднимался вопрос и о моём членстве в Союзе писателей. В общем, я за малым не успел. Началась «Перестройка». Распался Союз, распался и Союз писателей. А потом, буквально через месяц после получения мною гонорара, случилась и первая денежная реформа. И мой солидный гонорар превратился в «ничто». Вот такой я «везунчик»…
О таможне и моем втором романе
Но от желания писать книги такой поворот событий меня не оттолкнул. Это называется внутренней потребностью писать. Это присутствует у многих писателей, имеющих тот или иной талант. Хотя со вторым романом «Славянский корень» получилось намного труднее. Когда рукопись была уже начата, я, волей случая, стал служить в Таганрогской таможне, на Авило-Успенском посту. Последнее время возглавлял «Отдел таможенных расследований»: раскрывал различные таможенные правонарушения, контрабанду и прочее. Дослужился до звания подполковника. Работа рутинная. Протоколы, опросы, допросы, засады и так далее. Работа требовала нервов. Появившаяся между Украиной и Россией граница людей раздражала неимоверно. Словами не передать. Там, на таможенных постах, мы оказались между недовольным, обозлённым народом и государством, как между молотом и наковальней…
О чем мои произведения? О людях. Душа, внутренний мир человека, его переживания, его подъёмы и его падения — это мне близко. По многим отзывам, люди, читая мои книги, и плачут и смеются. Когда автор может, силой своих способностей, заставить людей сопереживать героям своих книг, верить им, когда люди при встрече искренне благодарят тебя за твою книгу — это, поверьте, дорогого стоит. Это стоит гораздо больше, чем гонорары и призрачная слава.
А главная мысль, которую я всегда стараюсь донести до читателя — это благородство души человека, иной раз, на фоне душ подлых, которых, к сожалению, хватает во всяком времени. В моём романе «Славянский корень» есть довольно необычные судьбы наших людей, там и любовь необычная, и война, и плен, и благородство и стойкость наших людей в определённом историческом срезе времени. Сюжеты своих произведений я беру из жизни. Я прожил не много, но и немало, познал не всё, но многое, чего другим не довелось...
У меня часто читатели спрашивают: вымышленные, мол, мои герои или реальные? Сюжет вымышлен или реален? Я не признаюсь, сохраняя интригу. Скажи, что вымысел — люди разочаруются, скажи, что всё, как есть, правда — могут не поверить… В этом случае, людям нужно просто знать, что всё самое невероятное подсовывает нам Жизнь, а не фантазия автора.
Гордость и человеческая вера в Бога
Вы спрашиваете, чем я горжусь в своей жизни? Да немногим и многим одновременно! Мне есть, чем гордиться. Той же славой простого рабочего человека горжусь. У меня в руках было настоящее мастерство! Там, где никто не мог творить на сложнейших, программных станках ответственейшие и точнейшие операции — я мог. И учил этому других.
Два серьёзных романа написал, ряд рассказов, книги мои приобретены библиотеками района, люди до сих пор приобретают мои книги у меня — чем не повод для гордости? Как там говорится, чтобы стать счастливым и удовлетворённым, «Мужчина должен построить дом, посадить дерево, вырастить сына, написать книгу»? – Я все сделал, но лишь с малой оговоркой — вместо сына у меня две дочери, но есть внук и внучка — Мишка и Аришка… Нормальный ход!
Удовлетворён и тем, что окреп в вере православной. Но так было не всегда… Рассказать Вам, как я уверовал в Бога? Это довольно необычная история. Многие могут не поверить. Но это правда. Тогда ещё работал я в Украине. Лет 27-28 мне было. Случился мой отпуск, и мы приехали в Матвеев Курган, к моей матери. Младшая дочь была ещё грудничком, когда вместе со старшей малышкой простудились. Обеих положили в больницу, в палату, где до этого лежала девочка с инфекцией сальмонеллёза. Но если старшую дочь инфекция миновала (успели её «выхватить» из больницы), то младшая — заразилась и осталась с первой женой лечиться. Мой отпуск заканчивался. Я уехал работать. Но каждый выходной возвращался навестить. Лечение затянулось. Приехал однажды, а крохотная моя девочка так уже обезводилась, что была похожа на высохший стебелёк. Сил не было смотреть на неё, а она ещё и улыбнулась мне, отцу, когда на руки её взял. Сердце сжалось.
Ей назначили какой-то редкий тогда антибиотик – «Цапорин». А его, в то время, нигде днём с огнём не сыщешь. Мать моя всех первых и вторых секретарей райкомов оббегала — без результата. А я на заводе своём взмолился: «Мужики, у кого связи по аптекам? Беда у меня!» И — не поверите — со всех сторон братва заводская натащила мне кучу всяких лекарств! Половину прихожей завалили! Вожу всё это добро в Матвеев Курган, а толку всё нет. Жена совсем осунулась, почернела. Честно говоря, вижу, она уже мысленно с дитём попрощалась. А мне в этой ситуации — обратно ехать, на завод! Я взял дочку на руки (совсем лёгонькая, как пух) и вышел с нею из палаты на Миус, стал на круче. А она, хворенькая, почти уже невесомая, мне опять слабенько улыбнулась… Опять сердце сжалось… Был закат солнца, и горизонт золотился своей полосой…
Я, хотя и не отрицал Бога, но в то время не считал себя верующим человеком. В церкви был всего один раз в жизни — на крестинах. И молиться совсем не умел. А тут — как заплачу в голос туда, на закат: «Господи, если ты есть, забери из меня силы да здоровье, отдай дитю моему!» А сам плачу так безудержно, как никогда в жизни не плакал. Постоял так, вернулся в палату, отдал дочку и опять уехал обратно в Украину — на работу. А там начало со мной твориться неладное. По ночам стал я во сне исходить потом. Простыни мокрые, хоть выкручивай. В душ мотнусь, вымоюсь, простынь сменю — досыпаю, а утром, как ни в чём ни бывало — на завод. И так от выходного до выходного — семь дней, стало быть. Я по телефону матери своей об этом поведал. Она — медик. Вот она вскользь и обронила, что когда человек так необычно, сильно потеет в покое, тем более, во сне, из него силы уходят... Но, как ни странно, я этого не ощущал. Молод был, сильный был.
И вот на седьмой, похоже, день, снится мне сон. Но я называю это «Видением» или «Явлением». Будто стою я среди равнины Земли. Стою обнажённым и раскинув к небу руки. И так, будто сам себя сзади наблюдаю. А по времени — то ли раннее утро, то ли поздний вечер, то ли заря, то ли восход. Темно. Земля чёрная — ни травинки. А небо тоже затянуто тёмными, свинцовыми тучами. И лишь горизонт светится полосой солнечной, как там, в реальности, на круче у речки — у нашей районной больницы, где с дитём умирающим на руках я Бога просил взять мои силы и отдать моей доченьке крохотной. И тут слышу я голос с неба — сильный мужской голос, торжественный, назидательный такой, с расстановкой. И знаю я во сне, что это мне говорит — ОН!.. Вот послушайте и прислушайтесь к необычной логике слов:
«В Бога верующий, с Богом не расстаётся,
В Бога верующий, и Богом не забыт!»
И в этот момент просыпаюсь я и — рывком — сажусь. Передо мной — окно, за окном — рассвет, утро уже. Я — с открытыми глазами. И тут, уже наяву, «ОН» мне эти же слова опять, слово в слово… Мол, не думай, дуралей, что тебе это просто приснилось! И в здравом уме, мол, меня услышь! Вот так. Хотите — верьте, хотите — нет. Ну как после этого не уверовать в Бога? Никаких молитв я не знал, но сразу после этого явления я эти, явленные мне слова, стал мысленно отсылать больной дочке, как молитву. И ещё один факт: сразу после этого явления я больше во сне никогда не исходил потом. Всё эти недомогания сразу прекратились. И я понял, смутно стал догадываться, куда и к кому мои силы, через пот и слабость мою, от меня уходили…
Моя доченька, слава Богу, выжила и стала поправляться. А выросла – внука Мишку и внучку Аришку мне подарила. Кто теперь знает, возможно, это добытый антибиотик «Цапорин» тогда помог, возможно, «Цапорин» вместе с молитвой из явленных мне с неба слов, а возможно, перешедшие к обречённой дочке, по моей же мольбе Богу, мои сила и здоровье, но случилось то, что случилось. Но у меня нет никаких сомнений, что в трудный час я был услышан Господом нашим в своей мольбе за дитя своё — там, на реке нашей, плачущий, с умирающим дитём на руках. Именно так я крепко уверовал в Бога. И кто мне докажет теперь, что был я не прав тогда, студентом ещё, когда, получая двойку, усомнился в том, что я, как и все мы, произошёл от обезьяны, согласно теории Дарвина, а не от Бога?
Елена Мотыжева
Все статьи
.jpg)
1.jpg)
