Донбасс: страшный, непокорный, несломленный

Донбасс: страшный, непокорный, несломленный

Рассказ человека, побывавшего по обеим сторонам необъявленной войны

Совсем недавно мне удалось познакомиться с человеком, по долгу службы перемещающимся по всей территории Донбасса, как подконтрольной ополчению, так и находящейся под контролем украинского правительства. Анатолий, назовем его так, работает в одной из международных организаций, осуществляющих свою деятельность в зоне конфликта на Донбассе. Он любезно согласился рассказать нам, что происходит по обеим сторонам фронта, попросив лишь не раскрывать некоторых подробностей, позволяющих идентифицировать отдельных героев истории.

Страх и ужас «той» стороны

Недавно на нашу «контору» вышла мать одного из двух ребят из Славянска. В Славянске с конца осени идет суд над двумя мальчишками – 16 и 17 лет, худенькими, щупленькими. Детвора, желторотики, я видел их на фото. Про таких говорят: молоко на губах не обсохло. А их обоих обвиняют в измене Родине, им грозит по 15 лет.

Вся вина пацанов заключается в том, что они под своими фамилиями зарегистрировались в «В контакте» в группе «Антимайдан» и там поставили несколько «классов» под постами на тему: «АТО на Донбассе – это истребление украинского народа», «На руках Порошенко, Яценюка и Турчинова кровь украинцев» и так далее.

Мальчишки сидят в застенках уже полгода. Их матери от отчаяния обращались уже практически во все международные наблюдательные и правозащитные организации. Но когда европейские наблюдатели и правозащитники приходят на заседание суда, заседание тут же переносят на другое число по какой-либо надуманной причине. Чтобы «цивилизованная» Европа не дай бог не увидела, какое здесь творится средневековье.

Вопиющий, но не рядовой случай – школьник девятого класса из Краматорска, которому захотелось иметь скутер. Он попросил у отца денег, отец отказал, посоветовав не думать о ерунде. Сын рассердился и позвонил по телефону в СБУ, «сдав» отца, как бытового сепаратиста, ждущего прихода «Русского мира» и сочувствующего ополчению Донбасса. (Телефоны эти развешаны на всех билбордах по всей территории Украины, больше всего таких рекламных щитов установлено на территориях Донецкой и Луганской областей, подконтрольных правительству). Сейчас отец сидит уже пять месяцев, за это время его не только били, вытягивая из него признательные показания, но и применяли к нему другие «методы воздействия». Учитывая его теперешнее состояние здоровья и то, что он оговорил себя во всем, что ему предложили, неизвестно, выйдет ли он вообще когда-нибудь из тюрьмы. При этом сын никаких угрызений совести, как рассказывала его мама, не испытывает. Он поступил «правильно» и «по закону».

Вообще, случаев, когда люди «ведутся» на эту «социальную рекламу» и доносят в СБУ о «бытовом сепаратизме» на своих родных, друзей и соседей, очень много на подконтрольных территориях. И далеко не всегда судьбу всех «сепаратистов» потом удается проследить, узнать, кто, за что и когда их арестовал. Очень часто люди просто бесследно исчезают, и родные потом безуспешно пытаются их найти. Кстати сказать, стать на Донбассе «бытовым сепаратистом» и «изменником Родины» в результате доноса сейчас настолько просто, что очень многие именно так, с привлечением СБУ, «решают» свои проблемы со взятыми в долг деньгами, которые не хочется отдавать, с невыплатой алиментов и даже с супружескими изменами. Сделать на человека анонимный телефонный донос по подозрению в бытовом сепаратизме – это нынче самый «законный» способ навсегда избавиться от надоевшего супруга или слишком настырного кредитора. Страх, даже панический ужас, который сегодня витает над некоторыми подконтрольными правительству Украины населенными пунктами, иногда настолько ощутим, что его можно буквально резать ножом. Настоящая «европейская демократия»…

Все рынки, все магазины оккупированной территории завалены ставшими едва ли не обязательными к продаже товарами: туалетной бумагой и придверными ковриками с портретом Путина, магнитами, наклейками и ярлычками с надписями типа «ПТН ПНХ» и так далее. Покупать и использовать всю эту мерзость у многих людей считается едва ли не признаком хорошего тона…

Еще об одном показательном случае, к сожалению, я не знаю, чем там все кончилось, мне рассказали местные жители одного из поселков, находящихся под контролем ВСУ, перебравшиеся в Донецк. Бабушка с внуком регулярно приходили в магазинчик за хлебом. К ним привыкли все, включая и постоянных посетителей этого магазина – солдат ВСУ. Внук – ребенок 4-5 лет, каждый день просил бабушку купить ему шоколадку. Бабушка отказывала, и говорила, что денег у них в семье хватает только на хлебушек. В конечном итоге один из офицеров пожалел мальчика и купил ему шоколадку. Ребенок схватил ее и на весь магазин громко закричал: «Бабушка, бабушка! Мне фашист шоколадку купил!»

Кстати, если у кого-то из вас есть друзья или родные «там», пожалейте их – общайтесь очень дозированно и ни в коем случае не касайтесь в разговорах или переписке политики или властей Украины. Для ваших родственников или знакомых, особенно живущих на подконтрольной ВСУ территории Донбасса, такое общение может иметь самые печальные последствия.

«Ненависть потом сквозь кожу сочится…»

В поселке Зайцево, большая часть которого сегодня контролируется ополчением, я видел памятник жителям поселка, погибшим в годы Великой Отечественной. Обыкновенная стела, посвященная погибшим односельчанам. На плитах их фамилии высечены. Так вот в памятнике с фасада – дырка от снаряда, а сзади – вывалена большая его часть, неизвестно, как он до сих пор еще не упал. Местные жители рассказали, что во время оккупации «укропы» подогнали вплотную к стеле БТР и выстрелили в нее. Зачем? Вроде бы потому, что ненавидели «коммуняк»… Это притом, что памятник к коммунизму не имеет никакого отношения. Он поставлен конкретным людям, которых потерял этот конкретный поселок в борьбе с фашизмом. Но именно это – борьба с фашизмом, – видимо, и вызывает самую лютую ненависть «той» стороны.

Ненависть – это вообще едва ли не самое основное чувство, которое пробуждает эта война у местных жителей на территории ДНР. Причем, ее накал такой, что иногда становится страшно. Сотрудников наблюдательных миссий, приезжавших на территорию, контролируемую ополчением, я не раз видел, женщины, дети и старики, у которых от постоянных обстрелов и смертей вокруг сдавали нервы, буквально таскали за грудки и едва ли ни рвали одежду. Толпы разъяренных людей, кричащих: «Это, что ли, ваше перемирие?! Это?!!». Тащащих за руки в подвалы, показывая, в каких нечеловеческих условиях им приходится жить. Мертвой хваткой вцепляющихся в одежду и не отпускающих, когда начинаются обстрелы, предлагая «посмотреть», как на самом деле соблюдаются Минские соглашения. Ведущих, чуть ли ни под руки, к изуродованным и искалеченным родным, к растерзанным в клочья артобстрелами и убитым снайперами близким…

Причем с другой стороны, где стоят «укропы» – тоже самое. Невменяемый пьяный майор ВСУ при мне таскал за грудки одного из чиновников от наблюдательной миссии и орал ему в лицо: «Где же твое гребанное перемирие? У меня пацан сегодня погиб двадцатилетний, из Чернигова! Двадцатилетний пацан, понимаешь ты? А у него жена месяц назад двойню родила! Перемирие, мать вашу! Ты что ли теперь, раз так тебя и раз этак, поедешь со мной в Чернигов, рассказывать его жене и матери, почему он погиб? Что я им скажу, мать вашу за ногу? Как я им в глаза смотреть буду? Суки, сволочи вы все! Задушил бы вас всех своими руками!» Погибший, парень из Чернигова, был одет в дорогой бронежилет и кевларовую каску, видимо, купленные родными, чтобы сохранить ему жизнь. А умер от того, что случайный осколок снаряда влетел ему сбоку, под руку, и попал как раз в сердце…

Привет от Шанхая Горловского

Минские соглашения, естественно, нарушаются и той, и другой стороной. Понятное дело, если по вам стреляют, вы будете стрелять в ответ. При этом формально «прикопаться» очень трудно. Слышал, что наблюдателям на территории, подконтрольной ВСУ, показывают только процентов 60 всей «отведенной» тяжелой техники. Остальные 40 процентов врыты в землю вдоль всей линии соприкосновения и хорошо замаскированы. А далее один раз в день, в три дня, в неделю – как понадобится, на позицию к точке «А» выезжает экипаж нужного танка, делает от трех до пяти выстрелов в заданный квадрат, сворачивается и уезжает. Обстреливать в ответ точку «А» со стороны ополчения практически бессмысленно – там уже никого нет…

При этом «добробаты» (добровольческие батальоны – прим. Авт.) вроде «Азова», вообще никому не подчиняются и ведут свои обстрелы, когда и куда захотят. Причем, зачастую стараются организовать «перемирие» именно там, где это будет больнее всего или вызовет наибольший резонанс.

Скажем так, имеется со стороны ополчения вдоль линии фронта небольшой пятикилометровой ширины выступ вглубь территории, подконтрольной «украм». Снизу выступ контролируют «ВСУшники», сверху стоят «добробаты». Если на выступ приезжают с визитом правозащитники или наблюдатели, то к гадалке не ходи, они будут накрыты огнем со стороны «добробатов», причем этот огонь будет вестись настолько прицельно и аккуратно, «с угла», чтобы максимально сымитировать обстрел соединений ВСУ со стороны ополчения…

Бои, пусть и локальные, особенно в районе Горловки, на Донбассе не утихают никогда. Недавно я был на одном из блок-постов, находящемся неподалеку от водовода, питающего водой Горловку, Донецк и даже Мариуполь со стороны оккупированных территорий. Там стоит сгоревший танк. На нем надпись: «Шанхай не сдается!»

Я увидел, заинтересовался, что за Шанхай такой, китайцы, что ли, на Донбассе воюют. Оказалось, это свои, горловчане. Шанхай и Пекин – так называются исторические районы Горловки, где с 18 века всегда живут шахтеры. А назвали эти районы так после возвращения горняков с русско-японской войны. В Шанхае и Пекине начала 20 века горловчане увидели, что жизнь простых тружеников-рабочих с ее беспросветной нищетой и вечной грязью ничем не отличается ни в Китае, ни в тогдашней царской России. Те, кто смог вернуться, стали называть свои кварталы названиями китайских городов…

«Укропы» регулярно обстреливают этот блок-пост именно потому, что рядом с ним проходит магистральный водовод, обеспечивающий водой половину Донбасса. Причем, стреляют по водоводу, выходящему на сторону ДНР прицельно, с целью нанести ему как можно больше повреждений. Горловчане после этих обстрелов буквально под пулями и снарядами каждый раз восстанавливают его. Один человек идет внутри трубы, смотрит, где светятся небольшие повреждения, снаружи незаметные. Второй – идет снаружи, слушает первого и отмечает места повреждений, как крупных,  так и мелких. Потом бригада сварщиков накладывает заплатки. Причем, зарплата у мастеров этой бригады, ежедневно рискующих жизнью – максимум шесть тысяч рублей. И последний раз ее платили четыре месяца назад.

На что живут эти люди, учитывая, что цены на продукты питания из-за блокады здесь просто запредельные – несчастная «Любительская» колбаса стоит больше пятисот рублей за «кило», – совершенно непонятно. Я, пробыв в Горловке четыре дня, потратил восемь тысяч рублей, причем все эти деньги были истрачены только на покупку еды…

При этом бомбят и обстреливают город очень часто, и строго «по часам». Например, начинают ровно в три часа дня и «долбят» без перерыва ровно до двенадцати ночи. Такое вот «испытание» нервов.

Недавно, месяца, может, два назад, на «Шанхае» был серьезный бой. Говорят, «укры» сначала били из пушек, а после пошли на прорыв тяжелой техникой. Экипаж сгоревшего танка, все – шахтеры, уже, будучи подбитыми, продолжали вести огонь до последнего. Атаку отбили, а сами выбраться уже не успели, сгорели заживо.

Командир блок-поста, рассказавший мне эту историю, пообещал всем своим бойцам и местным жителям, что эту машину никогда не отправят на переплавку. Что она навечно останется памятником на окраине Горловки, вечным напоминанием о том, каковы люди Донбасса…

Иногда говорят, что здесь скоро опять начнутся полномасштабные боевые действия. Так вот, я вам скажу. На въезде в Горловку давно написано: «Наши деды дошли до Берлина. Мы дойдем до Киева». И видимо, ополчению придется делать это. Другое дело, какой ценой. С той, «укропской» стороны, настроено за время перемирия по три линии обороны, с бетонными дотами, дзотами. Пробить эту хорошо укрепленную стену ополчению будет очень тяжело. Жертв, в любом случае, будет очень много…

Что до «укропов», то многим из них свои укрепленные «зимние квартиры» покидать крайне не хочется. Гораздо проще и выгоднее обстреливать «мирняк» и мотать нервы ему и ополчению, используя уже проверенную тактику. Впрочем, тут многое зависит и от воли заокеанских хозяев.

Зато со стороны ополчения я слишком серьезных укреплений не видел. Если все-таки будет наступление, им придется стоять насмерть, как экипажу танка из «Шанхая»… Тем более что и отступать некуда. Ну, это мое сугубо личное мнение.

Братоубийственная «Петро-Павловская» война

Больше всего за время моих встреч с людьми мне запомнилась история, рассказанная одним из ополченцев Горловки. История, очень ярко и во всех подробностях повествующая о том, насколько «В Украине нет гражданской войны».

У коренных родителей-горловчан было два взрослых сына. Старший, назовем его Петр, до войны – житель Донецка, имеющий троих детей, младшему из которых всего два года, с первого дня боевых действий в ополчении. Младший, Павел, не женатый, живший перед этим несколько лет в Днепропетровске, сегодня служит на стороне ВСУ.

Совсем недавно младший в составе диверсионно-разведовательной группы был задержан в Горловке во время попытки минирования одного из социальных объектов. Одет он был в чужой камуфляж, явно снятый с трупа, дырявые ботинки и такое же ветхое белье. Всех его товарищей ополченцы по законам военного времени поставили к стенке и тут же расстреляли. А Павла случайно увидел Петр. Пошел к командиру и рассказал ему, что Павел – его родной брат, и тоже горловчанин. Упросил, ради их матери сохранить брату жизнь. Петра в ополчении уважают. Потому и Павла в итоге не тронули. Петр забрал его к себе домой: отмыл, выделил новую одежду, откормил, привел к родителям. Так прошел месяц. К бывшему «укропу» все привыкли и уже не следили за ним, как раньше. И он, воспользовавшись моментом, однажды сбежал обратно, прошел через линию фронта к «своим». Через три дня после побега в Петра зазвонил мобильник. Звонил Павел.

– Привет, «сепар»!

– Привет, «укроп»! Что нужно?

– Звоню тебе сказать, чтоб ты был осторожнее на передовой, потому что я сейчас в бинокль за вашими позициями наблюдаю и жду, кого можно будет «снять».

– Ты тоже будь осторожнее. Потому что если ты еще раз придешь в город и попадешься нашим, я больше не смогу за тебя просить. Даже ради нашей матери. Тебя расстреляют…

– Не пугай пуганого! Потому что если ты попадешься нашим на моей стороне, я за тебя и просить не буду. А скажешь, что я твой брат – так еще и отрекусь прилюдно. Пускай расстреливают… Собаке – собачья честь.

После этого разговора прошло уже три месяца. Петр и Павел почти каждый день видят друг друга через поле то в бинокли, то в оптические прицелы. Бывшие братья бывшей страны…

А еще я думаю, что война на Донбассе – это очень надолго. Те, кто ждет ее завершения к весне или даже через год, скорее всего, ошибаются. Такие конфликты обычно тянутся десятилетиями – поглядите на Карабах, Косово, Приднестровье. Да и как их потушить? Между людьми стоит кровь, это непреодолимо.

Если даже земля, вся изрытая снарядами, испаханная воронками, хранящая в себе тысячи осколков и тысячи мин, которые унесут еще тысячи жизней, десятилетия будет помнить о том, что с нею сделали, что говорить о людях? О живых людях, семьи которых война разорвала по живому, отобрав все самое дорогое…

Дмитрий Иловайский

Все статьи