Дар Екатерины, крестьянский бунт и прочие несчастья

Дар Екатерины, крестьянский бунт и прочие несчастья 

Районный краеведческий музей поделился уникальной информацией о жизни миусского края

Я бесконечно люблю мое Примиусье. Много лет увлекаюсь краеведением, много знаю и пишу об истории края, где до меня жили пять поколений моих предков.

Может быть, именно потому я всякий раз с трепетом и восторгом открываю для себя и своих читателей очередную страницу миусского прошлого, обнаруженную с помощью других краеведов, данных государственных архивов и библиотек, материалов местных музеев. Идея написать статью, посвященную селу Куйбышево, возникла у меня во время посещения тамошнего районного краеведческого музея, предоставившего в мое пользование фотокопии редких материалов по истории нашей малой Родины.

Граница России и миусские колонисты

В 1571 году после очередного татарского набега на миусских землях по распоряжению царя Ивана Грозного побывали с инспекционной поездкой князь Тюфякин и дьяк Ржевский, установившие в истоке Миуса пограничный знак в виде креста. В 1579 году правительство Руси сформировало специальные подвижные конные части для патрулирования степных шляхов от реки Миус до реки Самары (приток Днепра). Вся территория ниже истока Миуса (окресности Дабальцева), в том числе и та, где сейчас находятся земли Матвеево-Курганского, Куйбышевского и Неклиновского районов, в 16 веке находилась под властью Крымского хана.

Из-за многочисленных балочек и овражков, поросших густыми лесами, эти места назвали буераками. В окрестностях от нынешнего села Куйбышево до города Снежное таких знаменитых буераков было три: Леонтьев, Глухов и Березоватый. Согласно исследователю Кириллову, опубликовавшему свои работы в 1913 году, на миусские буераки в свое время обратил внимание даже царь Петр I, так как в этих местах росли огромные дубы, пригодные для постройки Азовского флота и крепости Таганрог. При этом в Таганроге Миусскому атаману Исаю Соболю было дано и личное повеление царя: «Коли теперь России сии земли отошли, то селиться на них всем русским, кои пожелают в Примиусье жить – строить села да деревни и кормиться от пашни».

Первое сельское поселение на Миусе возникло в 1705 году на территории Куйбышевского района. Осваивать земли Примиусья севернее Таганрога пришел стряпчий Леонтий Васильев, в семьсот третьем году сосланный в Азов из Кормового царского двора. Он и основал на Миусе первую деревню – Леонтьевские Буераки. Сохранились даже имена первых поселенцев, выходцев из Харькова и Старого Оскола. Это городовые казаки: Иван Васильев, Никифор Софронов, Самойло Лазарев, Степан Иванов; солдаты: Зиновей Гаврилов, Василий Семенов, Ерофей Федоров, Исай Васильев, Федор Савинов, Мартын Логачев и копейщики (военнослужащие с копьями): Мартын Родионов, Дмитрий Карпов, Иван Селезнев и Иван Данилов. Все поселенцы, а общая численность их составляла сто человек, переселились в эти места с женами и детьми.

С момента переписи в 1705 году деревня просуществовала всего шесть лет. После разгрома на Дону Булавинского восстания в 1708 году, часть восставших донских казаков ушла на турецкие и крымские земли, примкнув к историческим врагам России. В 1711 году, как потом свидетельствовал Иван Картавый, единственный уцелевший житель деревни, сумевший сбежать из плена и вернуться на Дон, «казаки под предводительством атамана Игната Некрасы, действуя совместно с крымскими татарами, сожгли и разорили деревню, а все ее население в полон взяли и привезли на Кубань, где разделили по разным аулам, а иных продали туркам на каторги».

В 1746 году, когда императрица Елизавета Петровна провела размежевание земель запорожских и донских казаков, и все земли вплоть до Кальмиуса отдала Войску Донскому, Примиусье окончательно вошло в состав России. Но настоящую безопасность от турок, крымских татар и разбойничьих казачьих шаек его жители получили только во времена Екатерины II.

Кавалер-дама всея Примиусья и генералы-родственники

Екатерина II участвовала и в возвышении дворянского рода основателей села Куйбышево – Мартыновых. К 60-летию главы рода – Дмитрия Мартыновича Мартынова – она наградила его орденом Святого Владимира 2-й степени и подарила от своих щедрот 603 крепостных крестьянина, с целью заселить ими его село Мартыновку. В 1793 году вместе с «екатерининскими» переселенцами тут проживало уже 926 крестьян.

Дочь основателя села – Марфа Дмитриевна Мартынова – была дамой своеобразной. Она дважды выходила замуж. Сначала – за войскового старшину Павла Фомича Кирсанова – также основателя нескольких сел Примиусья, от которого имела двоих детей: Кирсана и Екатерину. А после его смерти – за графа Матвея Платова, которому родила еще шестерых детей: четырех дочерей и двух сыновей. Злые языки шептались, что именно о Марфе Дмитриевне, не пожелавшей вдовствовать, намекали в то время слова известной казачьей песни: «А жена узнает – выйдет за другого, выйдет за другого – позабудет про меня».

Говорят, императрица Екатерина по просьбе своего фаворита Валериана Зубова подарила Марфе Мартыновой свое собственное платье, которое потом бережно хранилось в семье, передаваясь из поколения в поколение. При императрице Марии Федоровне Марфа Дмитриевна также была обласкана: получила в подарок «велико-драгоценные украшения» и входила и в сотню самых именитых женщин России. Ей пожаловали орден Святой Екатерины меньшего креста. Орден был не только наградой, но и знаком принадлежности к организации, возглавляемой императрицей. В ордене было две степени: большой крест, которым награждались действующая императрица, супруга наследника престола, все княжны императорской крови и 12 личных фрейлин императрицы. Малый крест могло одновременно иметь не более 94 дам из высших дворянских родов России. Владела им и Марфа Дмитриевна Мартынова-Кирсанова-Платова.

В чем-то «благодаря» Марфе, в семье Мартыновых появилось шесть генералов. Это сам Дмитрий Мартынович Мартынов, ее отец, основатель села, кавалер ордена Святой Анны, наказной атаман Войска Донского – генерал-лейтенант. Его сын Андрей Дмитриевич, кавалер ордена Святого Георгия – генерал-лейтенант. Внук Мартынова, сын Марфы от Павла Кирсанова, Кирсан Павлович Кирсанов – генерал-майор. Зять Мартынова – граф Матвей Иванович Платов – генерал от кавалерии. Еще один внук Мартынова, так же сын Марфы, только уже от Матвея Платова – Матвей Матвеевич Платов – генерал-майор. Последний представитель мужской ветви рода Мартыновых, Валериан Дмитриевич Мартынов, умерший в 1914 году, так же был генералом от кавалерии.

Миусский дух неповиновения

В 1820 году на Миусе вспыхнуло одно из крупнейших на Юге России крестьянских восстаний. Причинами его стало несовпадение между чаяниями простого народа, после собственных заслуг в Отечественной войне 1812 года справедливо ожидавшего улучшения своей участи и отмены крепостного права и действиями российской государственной элиты, продолжавшей усиливать крепостническую политику, фактически доводящую крестьян до скотского существования. В 1818-1820 гг. дотоле двух- и трехдневная барщина крестьян заменилась четырех- и даже шестидневной барщиной. К работе на господ привлекались уже и дети крестьян в возрасте 12-15 лет. Мало того, крестьян заставляли работать на помещика даже в праздничные дни, отправляя на дальние хутора и зимовники. Разоряла крестьян и все увеличивающаяся дорожная повинность – обязанность за свой счет и своими силами строить государственные дороги. При этом в нарушение вышедшего в 1819 году повеления императора, запрещавшего помещикам самовольно наказывать крестьян, помещики не только продолжали чинить жестокую физическую расправу над крепостными, но и усилили ее.

При этом в народе все больше говорили о незаконности крепостничества, ходили схухи о скорой отмене крепостного права и возможности перевода крестьян в казачье сословие. Мелкие чиновники за взятки продавали крестьянам копии с различных правительственных бумаг, в которых шла речь об ограничении царем жестокого обращения помещиков с крестьянами, и этим еще более подливали масла в огонь. Так всем крестьянам стал известен и текст рескрипта Александра I на имя атамана Денисова о жалобах крестьян на непомерное изнурение их работами и зверское обращение с ними донских помещиков.

Теперь крестьяне были уверены, что «добрый» царь заботится о них и защищает, а «злые» власти и помещики скрывают от царя правду о жизни людей, самовольно притесняют и угнетают народ. Визит Александра I на Дон в 1818 году, когда на его имя от крестьян поступило десятки прошений, еще больше укрепил народ в вере в «доброго» царя.

И хотя ходоков, жалобщиков и просителей нередко арестовывали и почти всегда жестоко пороли, это не помогало делу. А продолжавшиеся произвол и беззаконие властей, административная неразбериха, дальнейшее ухудшение экономического положения крестьян вызывали на Дону и Миусе все более острое недовольство.

Опасаясь открытых выступлений народа, тогдашний атаман Войска Донского Денисов (вотчина – село Анастасиевка Матвеево-Курганского района) в 1819 году ходатайствовал перед Александром I о проведении на Дону и Миусе реформ, направленных на смягчение положения крестьянства, которые должен был осуществлять он сам и его заместители. Правительство же вместо реформ ответило назначением из Петербурга еще двух чиновников: генерал-адъютанта Чернышева (от военного министерства) и действительного статского советника Болгарского (от министерства юстиции), передав им все полномочия по ликвидации восстания.

Попытки Чернышева успокоить крестьян путем беседы с ходоками оказались безуспешными, ему никто не верил. Люди требовали исполнить волю «доброго царя» и дать им свободу. Начались массовые аресты и расправы, в которых крестьян не только пороли, но и по месяцу пытали голодом и холодом, а после ссылали на каторгу. В результате таких действий народное волнение только наростало.

Крестьяне села Мартыновка объявили себя вольными, отказались повиноваться властям и «завели себе порядок, избрав от себя голову, выборного, десятника и казначея». К восставшей слободе присоединились тысячи крестьян из соседних сел и слобод, вооруженные косами, рогатинами, цепами и ружьями. На усмирение восставших тогдашним наказным атаманом Денисовым в Мартыновку, где к тому времени собралось уже пять тысяч восставших, был послан лейб-гвардии Атаманский полк. Но крестьяне разбили казаков наголову, отбросив за Миус.

Тогда правительство отрядило на подавление восстания шесть казачьих и пехотных полков (общая численность войск до 15 тысяч человек) и два эскадрона кавалеристов (еще двести пятьдесят – пятьсот человек), вооруженных шестью пушками. Мартыновцы и примкнувшие к ним крестьяне окресных сел смогли выстоять в бою против превосходящей их пехоты и даже пошли в атаку. Но, когда их в упор начали расстреливать картечью из пушек, их сопротивление было сломлено.

О жертвах этой бойни не сохранилось никаких сведений, но вероятнее всего, их было не менее тысячи человек, так как живыми в Мартыновке было арестовано четыре тысячи крестьян. Всех арестованных вывели в поле, потребовав смирения и покорности. Но из четырех тысяч арестованных просить прощения согласились лишь восемь человек. Остальные до полусмерти были пороты плетьми, после чего многие из них сосланы в Сибирь на пожизненную каторгу и вечное поселение… Как потом писал в рапорте Александру I генерал Чернышев, занимавшийся подавлением восстания: «Дух неповиновения помещикам и местной власти со стороны крестьян обнаружился в весьма сильной степени. Недоверчивость к Войсковому правительству сделалась для них общею».

Быт миусского крестьянина

Вся посуда у крестьян Примиусья даже в 19 веке была либо глиняной, либо деревянной. Стол крестьянина-«середняка» включал в себя щи, борщ, уху и студень; летом – окрошку на квасе. Основной едой, особенно в пост, были каши: овсяная, пшеничная и кукурузная – все из круп собственного производства. Хлеб из кислого теста пекли сами и из своей муки. Так же пекли блины, оладьи и пироги из тыквы с терном, картошкой или творогом. Сладкого не было вовсе – сахар был баснословно дорог. Вместо сладкого ели кисели из местных ягод. Собирали и сушили грибы, квасили в бочках капусту, редьку, репу и другие овощи. Сбивали собственное конопляное, маковое, сурепное и подсолнечное масло. В крынках и макитрах заготовляли свиной смалец и топленый говяжий и бараний жир. У кого были коровы – ели закваски, творог, молоко и сметану. Ловили в Миусе рыбу, в том числе и зимой из-подо льда. Мясо и куриные яйца употребляли в пищу очень редко, настолько они были дороги…

Обувь шили сами из сырой кожи; носили ее, предварительно обмотав ноги портянками. Одеждой зимой служили овчинные тулупы, в которых и спали. Летнюю одежду крестьянки сами шили из домотканого полотна. Ткани делали из ниток, самостоятельно спряденных из собственной конопли и льна, а так же грубой козьей и овечьей шерсти. Дома строили одинаково: на сухосложенный из камня цоколь а то и вовсе прямо на землю ставились каркасы – столбы с перекладинами, на которые клались сволока – балки. Их облицовывали плетнями из ивы и тала и заливали жидкой глиной. На потолок для тепла клались камышовые маты, сверху так же камышом и смоченной соломой крылась крыша. До четверти места в хате занимала сложенная на глине каменная печь, на которой сверху спали дети и старики, а под которой мылись вместо бани.

Все миусские беды

11 января 1838 года в Миусском округе произошло редчайшее в наших местах явление – землетрясение. Как записали потом старосты, на дворе в это время стоял мороз и валил снег. И вдруг в тишине задрожала земля, затрещали стены хат, посыпалась штукатурка с потолков. В доме помещиков Мартыновых загремела посуда, запрыгали столы и стулья, закачались на стенах картины. По всему селу метались и выли собаки, из всех коровников неслось мычание. Люди в ужасе выбегали на улицу и крестились, покуда все не стихло… Явление было тем более сужасным, что за два года до него, в 1836 году, в селе из-за неурожая случился самый страшный голод за всю его историю. Говорили, что именно после этого голода Мартыновка даже в официальных документах стала прозываться Голодаевкой. В землетрясении же видели лишь знамение будущих бед и несчастий.

А несчастий у села было предостаточно. За восемьдесят лет его существования, с 1783 и по 1864 год, согласно данным управления Войска Донского, село пережило 3 холерных эпидемии, 2 массовых голода, 2 крупных пожара, в результате которых выгорело большинство домов, и один бунт…

Еще одной из самых «больных» проблем не только в Мартыновке, но и во многих селах Примиусья, была проблема качественной питьевой воды. К началу 19 века на все село имелся лишь один колодец, где можно было «разжиться» хорошей водой. Приглашали из других сел «копачей», которые искали воду, ориентируясь по местным растениям. Оказывалось, что там, где поднимались осока, камыш и тростник, вода ближе всего подходила к поверхности, но всегда была некачественной – горькой или соленой. Зато там, где даже в сушь в изобилии росли подорожник, молочай и тысячелистник, особенно цветущий розовыми соцветиями (обычно белыми) – вода, пусть и глубоко залегающая, всегда была сладкой и вкусной. Такая в окрестностях Мартыновки нашлась на правом берегу реки Дедовой, в месте, называемом Крутой Яр.

Самая страшная засуха была на Миусе в 1885 году, когда суховей и полное отсутствие дождей начались еще с Пасхи, случившейся в марте. В июле, когда стало ясно, что из-за полного отсутствия влаги в почве все село Голодаевка опять будет голодать, священники начали организовывать крестные ходы. На них все жители, от мала до велика, с иконами и хоругвями с молитвой шли от храма на восток, мимо кладбища – до реки Дедовой, которую переходили свободно, так как в ней практически не было воды, и там, на поле, истово молились о дожде...

Дубовые леса Примиусья и Миусская площадь в Москве

В начале 19 века вокруг Мартыновки-Голодаевки, по записям книг управления Войска Донского, находилось 1000 десятин (более 1000 современных гектар) прекрасных дубовых, кленовых, вязовых и ясеневых лесов. Хозяйство было настолько обширным, что для его поддержания было специально создано лесничество, в лесах были проделаны противопожарные лесосеки, велось дополнительное насаждение. Мартыновы стали уже не только торговать «сырой» древесиной, но и задумывались о ее переработке и изготовлении деревянных поделок на продажу.

Таганрогский залив и Миус были одним из самых рыбных мест на Юге страны, поставлявших лучшую рыбу. Сейчас мало кто знает, что в Тверском районе Москвы до сих пор существуют Миусский переулок, 1-я и 2-я Миусские улицы и даже Миусская площадь. Там находился самый известный в городе склад строевого дубового леса… Московские историки предполагают, будто бы в этих складах хранился лес, из которого Петр строил Миусскую гавань. Но, учитывая информацию о наших собственных 1000-гектарных дубравах, лично я склонна считать, что строевой лес возили вовсе не из Москвы на Миус, а, наоборот – с Миуса в Москву. Кстати, там же, в районе Миусской площади, находились и знаменитые в 19 веке рыбные ряды, где массово торговали рыбой, которую возами доставляли из Миуса и Азовского моря.

При этом одного из крупнейших «зарегистрированных» в Миусе сомов выловили в окрестностях Голодаевки у Афончиковой мельницы, в 1895 году. Его вес оказался более шести пудов (около ста килограммов). Когда сома везли на телеге, его хвост волочился по земле. Его голову и хвост обрубили в общий котел на уху, которую ела вся деревня. Первую часть от головы отнесли пану Мартынову, вторую – купцу Афончикову, в канале мельницы которого и загарпунили сома. Все остальное мясо между собой разделили рыбаки, которые выловили «речного воеводу».

Елена Мотыжева

Все статьи