.jpg)
.png){kind=icon}
.png){kind=small}
По Миусу – в глубь веков
В последние полмесяца внимание многих людей было приковано к главной реке нашего края – Миусу. Еще бы – впервые за много лет река переживает достаточно ощутимый летний подъем воды, вызванный прошедшими в ее верховьях сильными дождями. Вот и для нас паводок стал поводом вспомнить о Миусе. Ведь в повседневной суете мы даже не замечаем, насколько сильно мы с ним связаны…
В верховьях Миуса до сих пор сохранились реликтовые леса
В самой глубокой древности
Когда-то, миллионы лет назад, Миуса не существовало. На его месте плескалось море – его остатки хорошо заметны в меловых отложениях и окаменелостях по возвышенностям у Большой Кирсановки и Кульбаково. Где легко можно поднять с земли целого окаменелого морского ежа или раковины моллюсков, живших в наших краях в меловом периоде, где-то сто миллионов лет назад… Выше по течению, уже в Куйбышевском районе, в изрытых рекой выступах низкокачественного угля, попадаются окаменелости стволов древних папоротников и плаунов, которые росли в болотистой низине будущей реки 300 миллионов лет назад…
А вот десятки тысяч лет назад на освободившееся от моря пространство Примиусья пришли люди. Точную дату первого прихода назвать сложно, но считается, что в период от семи до девяти тысяч лет назад здесь уже были первые поселения. Что особенно важно – это были именно постоянные поселения, а не временные стоянки. Об этом свидетельствуют найденные на западных окраинах Матвеева Кургана в 1960-1970-х годах археологические находки древних кострищ, хозяйственных ям и глинобитных сооружений в виде обожженных площадок. В которых было собрано несколько тысяч каменных и костяных артефактов: нуклеусы, ножи, серпы, сверла, «пилки», резцы, топоры, грузила, песты для ступок, наконечники стрел и гарпунов; а также множество окаменевших костей животных: лошади, осла, тура, косули, домашней свиньи, овцы и козы. Судя по всему, первые коренные жители Примиусья уже строили здесь первые глинобитные «хаты» и пробовали выращивать домашний скот. А стало быть, были уже не «просто» собирателями и охотниками.
Самый знаменитый памятник на Миусе
Миусские крепости
Недавно мне задали вопрос, где именно на Миусе (по моему мнению) могла располагаться древняя крепость Таш-Гечиди, о которой указано в турецком трактате начала 18 века: «После этого, перейдя на крымскую сторону и захватив крепость Камавку, построенную прежде московскими кяфирами, необходимо вслед за тем взять также крепость, что построена на месте, называемом Таш Гечиди (Каменный проход), на берегу реки Муйиш (Миус). Далее необходимо, чтобы была взята крепость Тыган. Отсюда открывается дорога к крепости Азак». Поразмыслив, я предположила, что если Камавка – это Каменка-Днепровская в Запорожской области, где в 1701 году как раз была построена русская крепость Каменный затон, крепость Тыган – Таганрог, основанный Петром первым в 1698 году, а крепость Азак – Азов, то Таш Гечиди – крепость Семеновская в окрестностях села Беглицы Неклиновского района. Существующая, как и Таганрог, с 1698 года.
Надо сказать, что из шести петровских крепостей, прикрывающих Россию в этом месте Северного Приазовья, именно Семеновская – самая для нас интересная. Во-первых, тем, что первоначальное ее название в документах – «крепость Миус». Где дозор несли вовсе не донские или запорожские, а именно миусские – как они сами себя называли – казаки… При этом сохранились сведения, что Петр, лично посещавший эти берега, крепость велел закладывать на фундаментах уже существовавшего ранее в этом месте заброшенного порта. Которым, вероятнее всего, был сначала древнегреческий, а потом и генуэзский городок-порт Россо, посредством которого заморские купцы веками торговали с местными кочевниками. Название порта переводится как «Красный» – из-за ярко-рыжего песчанника, которым сложены здешние обрывистые берега. На картах конца 17 века остатки этого порта и строящаяся на них крепость обозначены в русской транскрипции – «Краснояр», буквально: «красный берег, высокий и обрывистый». А вот название стоящего ныне в устье Миуса села Беглица прямо связано со словом «беглец». Все потому, что условия жизни тех, первых жителей открытой всем ветрам, жаре и морозам крепости, не имевшей вдосталь даже пресной воды, не говоря уже о пище или нормальной крыше над головой, были самыми бесчеловечными. А труд – каторжным, причем в прямом смысле слова: окрестности Таганрога – это место первой в истории России каторги. Вот и прижилось вместо всех красивых названий самое Оболезненное – Беглица…
Летний Миус утопает в зелени
Самые густые леса
Связаны с миусскими казаками и первые официально зарегистрированные в конце 17-начале 18 века поселения в среднем и верхнем течении Миуса: слобода Крынкская в устье Крынки и деревня Леонтьевы Буераки. По поводу местонахождения второго населенного пункта существуют серьёзные разногласия: старинные карты располагают его в Куйбышевском районе, в месте впадения в Миус Ольховчика. А вот различные исторические документы – в окрестностях города Снежного. Где по реке Глухой, правому притоку Миуса, в Леонтьевом, Березовском и Глуховском буераках (балках), в то время росли самые высокие и густые дубравы Примиусья. Древесину которых посетивший и эти места Петр велел использовать в строительстве Российского морского флота и Таганрогской гавани. В этом месте до сих пор сохранились Леонтьево-Байракское урочище, Леонтьев курган и – до начала 20 века – Леонтьев поселок, ныне ставший северной окраиной Снежного…
С.В. Кириков а своей работе «Человек и природа степной зоны» (М., 1983) сообщает: «На Леонтьевы буераки обратил внимание еще Петр І, так как там и в соседних балках росли огромные дубы, пригодные для постройки морских судов. При размежевании донских и запорожских казенных земель Леонтьевы и Глухие буераки были отведены Войску Донскому. Донские казаки обратились к правительству с просьбой запретить рубку лесов в этих буераках бахмутским жителям, которые возили оттуда бревна и дрова на продажу в Бахмут и Тор и немало уже опустошили эти леса. Однако правительство казакам в их просьбе отказало, сославшись на то, что иначе в Бахмуте и Торе остановится солеварение. Доходы же казны от пошлин за солеварение доходили до 40000 рублей, что по тогдашним ценам составляло крупную сумму».
Лес в этих местах на Миусе вырубали потом еще долго – более ста лет! Причем тысячами кубических саженей (9,7126 куб м.) за один контракт! Например, в середине 1770-х годов всего один купец всего за один сезон продал тысячу кубических саженей миусских дров для отопления Таганрогской крепости… Получив за каждую «кубосажень» аж 11 рублей! Судьба же первых российских поселений Миуса была разной: Крынкская слобода, где держали караул привыкшие к ратным трудам и лишениям миусские казаки из Семеновской крепости – в ходе татарского нашествия 1711 года выстояла и сохранила практически все свое население живым, а деревня Леонтьевы Буераки, где жили, в основном, мирные крестьяне, не могшие себя защитить, тогда же была полностью уничтожена или угнана в рабство… Крынкская слобода, после оставления Петром Таганрога, несколько десятилетий тоже была заброшенной. Но все-таки возродилась среди миусских лесов – сейчас на ее месте находится поселок Крынка Матвеево-Курганского района.
Самые распространенные в 17-19 веках миусские суда
Через реку
Чего на Миусе было много все последние триста лет – так это плотин и мельниц. Только в окрестностях Ряженого на довоенной «километровке» РККА мы насчитали пять плотин! От которых ныне, по счастью, осталась всего одна. А сколько всего различных гидротехнических сооружений, затрудняющих жизнь как самой реке, так и живущей в ней рыбе, было создано на Миусе и его притоках – сказать не сможет, наверное, никто. Можно вспомнить лишь самые интересные из рукотворных сооружений, расположенные в «ростовском» Примиусье: мельничные плотины в Ряженом, Русском, Куйбышево и у бывшей ГЭС в Матвеевом Кургане. А также остатки старинной мельницы Иловайских на реке Крынке в окрестностях Александровки. Есть на Миусе и множество бродов. Самый знаменитый из которых – Коровий – находится на южной окраине села Покровского. А знаменит этот брод тем, что еще даже в первой половине 19 века он являлся единственным местом рядом с Таганрогом, где путешествующие по Северному Приазовью могли переправиться через Миус – тогда в наших местах просто не было надежных мостов. Вследствие чего именно через Покровское попадали в Таганрог со стороны Мариуполя такие знаменитости, как Александр I или Пушкин. И именно через Покровское путешествовал из Таганрога в Новороссию знаменитый немецкий и русский учёный-энциклопедист, естествоиспытатель Петр Симон Паллас. А вот какой могла быть переправа через нижнее течение Миуса в самом худшем своем проявлении, можно прочесть у османского путешественника Эвлия Челеби, путешествовавшего из Азова в Крым в 1642 году: «Река эта велика. Переправа через нее по этому суровому морозу сотнями тысяч мук и страданий нам обошлась». Зато о самой реке путешественник пишет: «Воды той реки похожи на воды реки жизни, а белуги и осетры в ней такие же вкусные, как на Дону, в Днестре или в Дунае, а тамошние чиги и уштуки (стерляди и щуки) также вкус отменный имеют. И эта река также в горах на севере страны московской начало имеет и в море Азовское впадает».
Миусское судоходство
Говоря о Миусе, нельзя не вспомнить и весьма распространенный миф, что, мол, Миус когда-то был судоходным, так как был более широким и глубоким. При том, что все сохранившиеся с позапрошлого века миусские староречья демонстрируют совершенно обратное: Миус был примерно таким же, как сейчас. Очень извилистым, 15-25 метров шириной в среднем течении, при средней глубине в 2-3 метра и минимальной – в полметра. А с такими вводными передвигаться реке сверху вниз и обратно могли только совсем скромные «корабли». Максимум, небольшая казачья чайка: имевший возможность разойтись с другой лодкой на реке двух-, трехметровой ширины плоскодонный челн, имевший к тому же два носа, чтобы не разворачиваться в узком русле. Так что самыми вероятными миусскими судами были все-таки лодки-однодеревки, целиком выдолбленные из одного толстого ствола дуба, выросшего где-то в окрестностях Леонтьевых Буераков…
Но отсутствие нормального (в нашем понимании) судоходства – не равно отсутствию рыбы! О ее изобилии свидетельствуют не только записи Эвлия Челеби. Но и карта Москвы. Где с 18 века в районе к западу от Белорусского вокзала существует местность, которая так и называется: «Миусы» или «Миусское поле». Состоявшая из Лесной улицы и четырех Лесных переулков, где торговали миусским лесом. А также Миусской площади и трех Миусских улиц, где продавалась миусская рыба: щука, белуга, осетр и стерлядь…
На реке до сих пор ловят рыбу. Хотя уже не осетров
Много тайн хранит Миус. Не всегда их и разгадаешь! Вот, например, в западных окрестностях Матвеева Кургана по дороге на Сухореченский есть «бублик» староречья, который называется Харсёново озеро. А в устье Крынки существует его «близнец» – Харсёнова балка. Спрашивается, что за «харсён» такой «наследил»? Ведь ни такого слова, ни такого имени нет сейчас в русском языке! Зато в нем когда-то было церковное греческое имя Харисий. Означающее «радость» или «благодать». Именно это имя русский народ быстро переиначил в более удобного Харсея и Харсёна…
Кто знает, какие «Радость» и «Благодать» сотни лет назад, если верить картам, оставили о себе на Миусе память в местах Харсёнова озера и Харсёновой балки.
Но каждый раз, когда приходишь на берега родной реки, невозможно не испытывать именно это – радость и благодать…
Елена Мотыжева
Все статьи
.jpg)
