Легенда из Анастасиевки

 Знаете ли вы, дорогие читатели, что Матвеево-Курганский район, село Анастасиевка – родина знаменитейшего человека нашей страны, чье имя с середины прошлого века известно искусствоведам всего мира, и до сих пор вызывает трепет в сердце любого серьёзного музейщика России?

 Имя этого легендарного человека – Василий Алексеевич Пушкарев (на фото вверху справа), директор Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге, являющегося одной из двух крупнейших культурных сокровищниц нашей страны. 28 февраля нынешнего года исполняется 110 лет со дня рождения нашего с вами самого знаменитого земляка, Заслуженного деятеля искусств, которого искусствоведы страны называют «Вторым Третьяковым».

 К сожалению, на родине о Василии Алексеевиче информации практически не сохранилось – о его корнях можно узнать лишь на сайтах «Память народа» и «Подвиг народа», где опубликованы материалы, свидетельствующие, что он – ветеран войны, фронтовик – коренной анастасиевец. Известно так же, что родился он в семье донских казаков. По его собственному признанию, именно врожденное казачье своеволие, неукротимый казачий дух – больше всего оказали влияние на всю его жизнь, позволив добиться всего того, чего он добился. Он очень рано лишился отца и матери, оставшись с больной сестрой на руках. Чтобы как-то прокормиться, нанялся к сапожнику подмастерьем. После школы Василий Алексеевич поехал учиться в художественное училище в Ростове-на-Дону. А завершив обучение там, отправился в Ленинград, где поступил на искусствоведческий факультет Академии художеств. Он успел доучиться лишь до третьего курса – началась война. И студент Академии художеств ушел добровольцем, воевал на Ленинградском и Волховском фронтах… 12 сентября 1941 года его дивизия оказалась в полуокружении, из которого пошла по направлению к Пушкину. Несмотря на сильный артиллерийский и минометный огонь противника и постоянные бомбежки, вчерашний студент не растерялся. Отлично зная пригороды Ленинграда, он, молодой парень, успешно вывел свое подразделение из окружения, сохранив жизни множеству людей…

 29 ноября 1941 года красноармеец Пушкарёв, в тот момент служивший в 1069-м стрелковом полку 311-й стрелковой дивизии, был тяжело ранен и отправлен в госпиталь. Ранение было настолько серьёзным, что после излечения Василия Алексеевича оставили служить в госпитале санитаром-носильщиком. Именно в санитарно-эвакуационном госпитале (СЭГ) № 1170 фронтового эвакуационного пункта № 50 Ленинградского фронта он и встретил Победу 9 Мая 1945 года. 30 июня 1945 года приказом № 0902/н командующего Ленинградским фронтом маршала Л.А. Говорова его наградили медалью «За отвагу»…

 13 июля 1945 года Василий Пушкарёв был демобилизован. И решил вернуться к любимой профессии: завершил высшее образование в Академии художеств, окончил аспирантуру и стал кандидатом наук. И сталинский принцип: «Кадры решают все!» – сработал. Его заметили и оценили – в 1951 году 36-летнего искусствоведа назначили на пост директора Русского музея (на фото внизу). Который он после возглавлял четверть века – дольше всех в истории!

 Пост этот тогда был хоть и почетным, но не слишком. И потому, что в Советском Союзе работники даже крупнейших музеев страны финансировались по остаточному принципу, получая копеечную зарплату. И потому, что, находясь на такой публичной должности, можно было легко получить не только Почетную грамоту, но и «путевку в Сибирь».

 Но Пушкарев – казак с характером. Потому, когда в 1953 году умер Сталин, и среди высшего руководства страны началась борьба за власть, ослабившая на какой-то период идеологическую и бюрократическую хватку государства, он сумел сделать это время одним из самых удачных для Русского музея. Он стал настоящим хозяином для культурной сокровищницы – бережливым и заботливым. За годы его директорства Русский музей страны пополнился 125 тысячами новых экспонатов – нигде, никому и никогда в мире до сих пор не удалось этого превзойти! 14 тысяч произведений народного искусства, 500 первоклассных икон, свыше 1500 работ художников Серебряного века были приобретены музеем исключительно стараниями Василия Алексеевича. Очень часто – вопреки указаниям сверху, господствующей идеологии и прямому сопротивлению со стороны высших государственных чиновников.

 И умный казак Василий Пушкарев никогда не боролся с противостоящими ему людьми напрямую, вспоминая позже: «Я пережил на посту директора Русского музея эпоху Сталина, «великое десятилетие» Хрущева и «благоденствие» брежневского времени. Несмотря на различия этих исторических эпох, в них было и нечто общее. Существовала и исправно действовала триада правил: инициатива наказуема, за самостоятельность надо платить и, если идти правильной дорогой в обход, то можно кое-что сделать».

 Так он и шел – в обход. Благодаря чему в Русском музее появились отвергаемые советской властью шедевры Петрова-Водкина (на фото в центре - главный из них, картина «Мать») и Филонова, Кончаловского и Ларионова, Пластова и Добужинского и еще многих, многих других… Как появились там и ранее неизвестные картины Рокотова или лично ввезенные им в страну буквально контрабандным способом архивные документы Бакста, акварели Бенуа и рисунки Анненкова… Да-да, вы не ослышались! Пушкарев ездил в Париж и там убеждал русских эмигрантов, покинувших Россию после революции, передать Русскому музею имевшиеся в их распоряжении объекты культурного наследия. А потом вез эти ценности в Россию без всякой декларации, просто спрятав два стареньких чемодана! Казачья смекалка и тогда выручила его: по его просьбе самая красивая бортпроводница «Аэрофлота» строила глазки французскому таможеннику, отвлекая от скромного лысоватого интеллигента в помявшемся пиджаке…

 Коллеги из соперничавшей с Русским музеем Третьяковской галереи называли его «разбойником» – настолько часто и всегда неожиданно он переходил дорогу тамошним искусствоведам, буквально чудом получая какой-нибудь неожиданно появившийся на теневом рынке шедевр. Иногда все происходящее принимало буквально анекдотический оборот. Так, например, в 1968 году произошел такой случай. Родные одного из талантливых художников ХХ века – Павла Кузнецова – решили после его смерти в Москве передать его работы в музей. Из Третьяковской галереи за ними тут же прибыли пятеро специалистов, а из Ленинграда приехал один Пушкарев. Поскольку из Третьяковки пришло больше народа и прибыли они первыми, они сразу же отобрали себе все самое лучшее. Но приехавший позже Пушкарев никак этому не воспротивился, а напротив, сел на край дивана и никак не давал о себе знать, удивляя москвичей, знавших его нрав. К вечеру, когда московские музейщики окончательно распределили все «по справедливости» и разошлись, Пушкарев вдруг вернулся к Кузнецовым и сказал: «Знаете, я не смог найти гостиницу, а на вокзале мне ночевать не хочется. Может быть, Вы разрешите мне переночевать в мастерской?» Ему, конечно, дали ключ, попросив, чтобы утром, когда будет уходить, он оставил этот ключ под половиком. Представляете себе лица сотрудников Третьяковской галереи, которые утром приехали на машине забирать десятки шедевров, а нашли вместо них записку Пушкарева: «Не волнуйтесь, картины я забрал и увез в Ленинград. Я считаю, что дележка была очень несправедливой, Третьяковская галерея хотела забрать себе 90 процентов. Это неправильно». И он не только вывез все за ночь, он еще успел сделать переоценку: вещи, которые госкомиссия оценила, скажем, в тысячу рублей, лично переоценил в 300 или в 500. Разразился грандиозный скандал! Директор Третьяковки рвал и метал, пожаловавшись министру культуры Фурцевой. Но даже та ничего не смогла поделать – работы Павла Кузнецова уже были оформлены по всем правилам. Они так и остались в Русском музее!

 Десятки молодых художников и скульпторов, благодаря его протекции – организуемым выставкам и покупке произведений, – смогли пробиться в жизнь и сохранить свои произведения для нашего народа. Сотни средневековых икон были им лично спасены от уничтожения, от использования в качестве ставен или крышек сундуков с зерном и перепродажи. Сотни картин, статуй, предметов интерьера, позже признаваемых шедеврами мирового уровня, не оказались, попав на теневой рынок, проданными за рубеж за бесценок, а пополнили экспозицию ленинградского музея…

 Увы, но даже казачья смекалка не смогла помочь Василию Пушкареву, когда в 1970 году Ленинград возглавил первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Васильевич Романов. Выходец из крестьян, фронтовик, хороший хозяйственник и честнейший человек – он абсолютно не воспринимал никакого искусства, кроме полностью совпадающего с «линией партии». Относился он к нему примерно так: «Кто к вам ходит, что у вас смотреть? Нечего у вас смотреть!» И больше всего на свете Романов терпеть не мог любого своеволия, тем более – «казачьего». А когда Пушкарев сам про себя говорит: «Я всегда работал только на музей. А на начальство, пусть меня простят, никогда не работал», – это как называется?

 Конфликт между Романовым и Пушкаревым тлел шесть лет, но руки у Романова оказались развязаны лишь в 1976 году, после того, как он стал членом Политбюро ЦК КПСС. Сразу после этого Пушкарёва увольняют с поста директора, публично обвинив в злоупотреблении служебным положением. Оказалось, что когда-то, после проведения государством капитального ремонта в Русском музее, весь пришедший в негодность музейный паркет вывозили на свалку для утилизации. Откуда Пушкарев, лично отобрав все годные деревяшки, забрал этот паркет и, за свои личные деньги наняв паркетчика, положил у себя в квартире… В те нелегкие месяцы Пушкареву припомнили все, облив грязью так, чтобы больше никогда не поднялся. Василий Алексеевич был буквально раздавлен: «Мне сломали хребет». Зато партийное руководство торжествовало: наконец-то, «неправильный», неудобный, несговорчивый человек перестал мешать и был убран как из музея, так и из города! Его тут же заменили на посту директора самой идейно-подкованной, самой верной партийной работницей Л.И. Новожиловой. Когда через восемь лет, с началом Перестройки, этот «правильный», «удобный» и «сговорчивый» директор второго музея страны под давлением общественности будет, наконец, снят с должности, то окажется, что «ранее поднятый Пушкарёвым музей являет собою печальное зрелище».

 А тогда, в 1977 году, Василий Алексеевич навсегда переехал в Москву, где возглавил сначала Центральный дом художника на Крымском Валу, превратив его в знаковый центр культурной жизни столицы, а потом – и Музей современного искусства... До самых последних дней сохранив свой авторитет искусствоведа и эксперта мирового уровня.

 Удивительно, но у человека, имя которого до сих пор знают все крупные музейщики мира, при жизни почти не было государственных наград! Лишь в 1994 году ему, по многочисленным просьбам его коллег, наконец, присвоили звание «Заслуженный деятель искусств РФ», а в 1999 году – удостоили Ордена Дружбы. 7 марта 2001 года он был избран Почетным членом Российской Академии художеств.

 Василий Алексеевич умер в Москве 16 мая 2002 года. Его отпевали в церкви Николы в Толмачах на территории Третьяковской галереи, а гроб его стоял на том же самом

Все статьи